Телеграм канал «протоиерей Игорь Рябко»

Канонизирован святитель Церковным Собором в августе 2000 года. Его мощи ныне находятся в храме Богородице-Рождественского монастыря г. Владимира. За всем этим сухим перечнем этапов и скорбных вех жизненного пути архипастыря мне не удалось отразить светлый духовный облик владыки Афанасия. С великим терпением и смирением он нес свой жизненный крест. Все, что ему присылали в лагерь духовные чада, он раздавал сокамерникам. Ни разу ни одного слова ропота или саможаления не слетело с его уст. Наоборот, владыка не только был бодр духом, но и умел ободрять других исповедников: «Не скорбите, Бог нам дал возможность немножко за Него пострадать, этому нужно радоваться». Все духовные чада и даже враги владыки отзывались о нем, как о человеке светлом и всегда радостном. Где только мог, святитель старался совершать богослужения. Любимым его песнопением было «Хвалите имя Господне». Всей своей жизнью, всей тяжестью исповеднического креста владыка Афанасий восхвалял Бога. И теперь, по исшествии его из этого мира, он продолжает славить Имя Господне в Горних обителях, удостоившись нетленной славы исповеднического венца. «Святителю Афанасие, моли Бога о нас».

Совершенно истощенный владыка стал глубоким инвалидом. Но, несмотря на это, в начале Отечественной войны он был направлен в Онежские лагеря пешим ходом, который предполагал прохождение 400 километров по лесной болотистой местности. «Я рад был зачерпнуть горстью водички из лужи или из болота, и эта, хотя и грязная, но не ядовитая, вода... освежала меня и укрепляла. Соринки, травинки, водяную плесень я откидывал, а воду пил, и без этой сырой и нечистой воды едва ли бы дошел до цели», – писал владыка Афанасий об этом походе. Прибыв на место, он уже был в таком состоянии, что не надеялся на то, что сможет выжить. Но Господь миловал его и давал силы. Военные годы. В июне 1942 года, проведя в лагере пять месяцев больше срока, святитель вышел на свободу и направился в бессрочную ссылку в Омскую область. Но в ноябре 1943 года его снова арестовали и, обвинив в организации антисоветского подполья, приговорили к восьми годам Сибирских лагерей. Будучи инвалидом, владыка Афанасий не мог физически работать на лесоповале, поэтому его поставили ассенизатором. Архиерей вспоминал в это время свою любимую поэму А. Толстого «Иоанн Дамаскин». Там певец – очиститель отхожих мест, здесь архиерей – ассенизатор. В это время из газет святитель узнал, что после смерти митрополита Сергия Патриархом стал митрополит Алексий. Так, впервые после смерти святителя Тихона, в своих молитвах владыка Афанасий стал поминать и нового предстоятеля Церкви. До окончания срока заключения владыку еще не раз будут перемещать из одного лагеря в другой. Но даже в 1952 году, когда его должны были освободить, этого никто не спешил делать, ссылаясь на то, что он инвалид и на свободе его некому будет содержать. Так владыка провел в лагере еще лишние два с половиной года. Неопределенность изматывала нервы и в январе 1954 года с владыкой случился инсульт. Последние годы жизни. В том же году архиерея определяют в дом инвалидов, но на самом деле это была та же самая тюрьма. На территорию выходить не разрешалось, переписка была ограничена, свидания также не допускались. Формально он считался свободным человеком, но, по сути, находился в заключении. Начальник инвалидного дома относился к владыке очень плохо. Пять человек, таких же инвалидов, как и сам архиерей, ютились в маленькой комнатушке. Нужно сказать, что такая судьба ожидала многих инвалидов, прошедших горнило ВОВ. Среди заключенных были даже герои Советского Союза. Все это было связано с внутренней политикой государства, которое посчитало, что обилие инвалидов на улицах городов будет портить идиллию Советской действительности. В середине пятидесятых режим в инвалидном доме стал свободнее, охрану сняли, можно было выходить за территорию, но владыка пользоваться этой свободой уже не мог, так как почти не ходил. В 1955 году его забрал к себе на поруки Георгий Седов, староста Воскресенского собора города Тураева. Он стал официальным опекуном владыки. Но и здесь случились искушения. Несмотря на то, что в справке, выданной в лагере, значилось, что архиерей не имеет ущемления в правах, в Тутаеве его обязали подпиской о невыезде за пределы района и двукратной явкой в милицию на регистрацию. Для того, чтобы дойти до милиции, владыке приходилось делать такие усилия, которые полностью забирали его силы, и он потом неделю лежал в изнеможении. Лишь через некоторое время было дано разрешение ходить в милицию с документами архиерея его опекуну. Различные неприятности не прекращались и в дальнейшем. Лишь перед самой смертью духовным чадам удалось общими усилиями купить архиерею небольшой скромный сельский домик в г. Петушки Владимирской области. Но к тому времени уже было закончено строительство небесных покоев подвижника, куда его и переселил Господь 28 октября 1962 года. Прославление

Начало крестного пути. Через семь месяцев после рукоположения во епископы владыку Афанасия отправили на несколько лет в ссылку в Зырянский край. Находясь в тюрьме в ожидании приговора, он писал своей матери: «Тюрьмы нам нечего бояться, здесь истинная Православная Церковь. Мы здесь как бы взяты в изолятор во время эпидемии. Тяжело положение тех православных, которые сейчас, оставаясь на свободе, несут знамя Православия. Помоги им Господи». После отбывания ссылки владыка Афанасий возвратился во Владимир. Он поддерживал самую тесную связь с находившимся в заключении митрополитом Петром (Полянским), который по завещанию патриарха Тихона был назначен местоблюстителем Патриаршего престола. Но в январе 1927 года владыку Афанасия снова арестовывают, и он оказывается в одной камере с митрополитом Сергием (Старогородским). В своих беседах они обсуждали положение Церкви, и владыка Сергий обещал не идти ни на какие компромиссы с властью и быть верным митрополиту Петру. Через несколько дней владыка Афанасий был направлен на три года в Соловецкий лагерь. Вместе с ним на разные сроки заключения были приговорены еще сорок архиереев, а митрополит Сергий вышел на свободу и заявил, что отныне вся полнота власти в Церкви принадлежит ему одному, притом в такой степени, что даже местоблюститель Патриаршего престола владыка Петр не имеет права его исправлять. Несмотря на провозглашение «Декларации» митрополита Сергия, в которой выражалась лояльность к Советской власти, террор в стране по отношению к верующим и духовенству становился все жёстче и сильнее. Владыка Афанасий не принял церковной политики митрополита Сергия и оставался верным завещанию патриарха Тихона. В Соловецком лагере святитель Афанасий заболел брюшным тифом и был помещен в заразные бараки, где лежали на трёхъярусных нарах больные. Место владыки оказалось в нижнем ряду, и сверху на него лились нечистоты. Тем не менее он выжил. В конце февраля владыка был признан здоровым и отправлен этапом на три года в Туруханский край. После тифа Владыку очень мучил голод, и в вагоне он впервые в жизни нарушил обычную для него строгость первой недели Великого поста, открыв баночку рыбных консервов, о чем потом искренне сокрушался. Прибыв на место, святитель получил известие о смерти своей матери, к которой был привязан сердцем. Позже он посвятит ее памяти работу «О поминовении усопших», которая до сих пор является главным богословским учебником на эту тему. В 1933 году окончился срок ссылки владыки, но освободили его только через полгода. Возвращение домой и новые испытания. Вернувшись на родину, архиерей первым делом посетил могилу своей матери. На Владимирской кафедре в это время служил епископ Иннокентий, назначенный митрополитом Сергием, а великолепный Успенский собор превращен в музей. Владыка Афанасий не признавал власти митрополита Сергия, считая его узурпатором, незаконно исполняющим обязанности предстоятеля РПЦ. Об этом он, по возвращению из ссылки, в письменной форме откровенно заявил митрополиту Сергию. По этой же причине святитель избегал посещения богослужений, где служили священники, признавшие над собой власть этого архиерея. В 1936 году последовал новый арест, и владыка получил пять лет Беломорских лагерей. Это был один из самых трудных этапов его жизни. Святителя считали опасным преступником и ставили на такие работы, которые должны были закончиться или постепенным истощением и смертью, или инвалидностью. Своим духовным чадам архиерей писал в это время: «Смерть часто заносила косу над нашими головами, но ангел-хранитель её отводил в такие моменты, когда казалось, что смерть неизбежна». В 1937 году владыка был помещен в штрафной изолятор, в котором пробыл три месяца. В течение всего срока каждую ночь из этого барака выводили несколько человек на расстрел. И каждый день он ждал, что вот наступила и его очередь. Но его снова вернули на лесопункт. А через полгода эта экзекуция ожидания смерти повторилась снова, и длилась еще месяц.

«Такого святителя не было ни в одной Поместной церкви ХХ века» Памяти святителя Афанасия (Сахарова), епископа Ковровского. Владыка Афанасий (Сахаров) прожил удивительную жизнь. Из тридцати трех лет епископского служения на кафедре он пробыл немногим более двух лет. Но зато более тридцати провел в тюрьмах и ссылках. Отец Всеволод Шпиллер как-то очень точно заметил: «Такого святителя, как Владыка Афанасий, не было в двадцатом веке ни в одной из Поместных Церквей». Жизненный подвиг этого архиерея – икона всех новомучеников и исповедников советского времени. Детство и юношеские годы. Родился будущий святитель в семье набожного чиновника, который женился на простой крестьянке Матроне Андреевне. Имя для крещения мальчик выбрал сам. Его отец Григорий написал на маленьких бумажках имена особо чтимых угодников Божьих и поднес к крохе сыну. Новорожденный ухватился за бумажечку с именем преподобного Сергия Радонежского, чудотворца. Так владыка и был в детстве крещен этим именем. Семья жила небогато. Но отец семейства никогда не жалел средств для помощи бедным. Когда его жена просила быть поэкономнее, Григорий сказал слова, которые потом сбывались на его сыне всю жизнь: «Теперь я помогаю людям, а когда у Сережи будет нужда, найдутся люди, которые ему помогут». «И это точно сбылось, – вспоминал владыка, – мне приходилось бывать в очень тяжелых условиях, и всегда находились добрые люди, которые заботились обо мне...» Далее была учеба в семинарии, академии, монашеский постриг в честь святителя Афанасия Великого, увлечение литургикой, преподавательская деятельность, участие в работе Поместного собора 1917 года. Но на всем этом мы не будем останавливаться подробно. Хиротония в епископы. Начало святительского служения. Шел 1921 год. Незадолго до этого в марте 1919 года новая программа РКП(б) поставила перед собой задачу полного искоренения религии в стране. Архимандрит Афанасий был в то время уже довольно известным пастырем. ГПУ, узнав о том, что планируется его рукоположение в епископы, предупредило, что если тот согласится, то его ждет тюрьма. Отец Афанасий понимал, что идет на крест, но выбор им был сделал уже давно. В июле 1921 г. архимандрита Афанасия рукоположили в епископа Ковровского, викария Владимирской епархии. Когда правящий архиерей митрополит Сергий (Старогородский) был выслан властями в Нижний Новгород, владыка Афанасий несколько месяцев управлял делами епархии. Главной своей задачей он видел борьбу с обновленческим расколом, что он и осуществлял довольно успешно. Однако митрополит Сергий его ревности не одобрил и, даже более того, в июне 1922 года сам присоединился к обновленцам. Скорее всего митрополит Сергий надеялся на то, что сможет возглавить ВЦУ и потом повернуть правление в правильную сторону. Но В. Красницкий оказался хитрее и власти митрополиту Сергию не дал. После чего пришлось владыке Сергию приносить публичное покаяние в Донском монастыре. Перед тем, как митрополит Сергий ушел в раскол, отвечая на упеки правящего архиерея, владыка Афанасий написал ему в своем письме: «Может быть, быть прямолинейным и искренним и неблагоразумно, но я не думаю, чтобы неискренность и лукавство могли быть полезными Церкви Божией».

Но, слава Богу, есть ещё и живые иконы. Те, кто смог сохранить доброту и чистоту взгляда. Кто не разучился радоваться, удивляться, прощать и благодарить. Кто не утратил связи с Жизнью. Они связаны с ней пуповиной, исходящей из сердца. Не ум, эрудиция или образование отличает этих людей. А прежде всего — простота. Она — начало всех начал. То, на что потом нанизываются бусинки разных добродетелей. Грустно слышать, когда кто-то, отзываясь о каком-то высокопоставленном лице духовного сана, с восторгом рассказывает о том, что он наравне с простыми монахами, священниками или прихожанами делал то-то и то-то. Мы возвели норму в ранг добродетели. Когда настоятель монастыря трудится наравне с монахами — это не добродетель, а норма жизни. Когда епископ ведёт себя в своей епархии не как владыка, а как простой смертный, каким он и является на самом деле, — это тоже простая человеческая норма, не более того. Ненормально — это когда священнослужитель ставит себя на голову выше своих прихожан. От того, какой мы напишем свою собственную икону, зависит наше место в вечности. Каждому из нас Бог дал Свои кисти и краски. Они у нас, конечно, разные. У кого-то больше талантов, у кого-то меньше, но они есть у всех. И когда смотришь на подлинную человеческую красоту души, понимаешь, что это и есть самое великое чудо, которое сотворил Господь.

ЖИВЫЕ И МЁРТВЫЕ ИКОНЫ Как известно, в переводе с греческого «икона» — это образ. И всё, что нас окружает, включая нас самих, является иконами, созданными Божественным Логосом. Всё видимое — это иконичное воплощение идей Бога, которые существовали в Нём всегда. Вся Вселенная — есть икона, написанная Богом. Каждая деталь этой иконы многослойна. Чтобы понимать её сущность и содержание, нужно вникнуть в суть каждого образа, что человеку не под силу. Мы видим только поверхность, самый первый слой, часто не понимая, что это лишь ничтожно малая часть того, что внутри себя таит каждая икона. Это касается всей живой и «неживой» природы. Слово «неживой» я специально взял в кавычки, потому что Живой Бог создал всё живым. И даже камень, который нам кажется мёртвым, имеет свою, только ему ведомую связь с Творцом. То, что великий Художник замыслил о Своём творении, знает только Он Сам. Это тайна, неведомая даже великим Ангелам. Человеку, созданному по образу Божьему, также дана возможность быть творцом икон. Я имею в виду не художественное творчество, а нечто другое. Каждый день любой из нас оставляет после себя множество образов. Это наше отражение самих себя во всём, с чем мы соприкасались, и даже то, о чём мы только подумали. Каждый наш жест, поступок, слово есть иконописные краски. Все они имеют свой духовный вкус, запах и цвет. Мы наносим их на людей, обстоятельства жизни, на всё, с чем соприкасается наша душа. Они запечатлеваются навсегда в том, что мы называем вечной памятью. После того как человек закончит свой земной путь, работа над иконой его души будет завершена. Всё, что будет нарисовано, уже не переписать. Эта икона станет вечным новым именем для человека. Пройдут века, мир разрушится, «земля и все дела, что на ней сгорят» (2-е Петра 3:10), а это имя останется навсегда. Печально и грустно мне сегодня смотреть на людей, которые, погружаясь в преходящую и быстротекущую реку времени, готовы в угоду своим амбициям, гордыне и высокому мнению о себе писать свой вечный образ кровью невинно убитых людей. Писать красками боли, страданий, мучений тех, кто стал их жертвами. Все мы странники и пришельцы на земле, и всех нас ждёт Суд Божий. Нам также нужно учиться различать краски и понимать, что у человека на душе, не по тому, что он говорит, а по тому, что светится внутри его глаз. По еле уловимому запаху сердца, который легко проникает через экраны мониторов. Дьявол облачается в одежду светлых ангелов, но невозможно ни с чем перепутать тот дух, с которым к нашей душе подходят демоны. Можно играть роль, притворяться, но никогда нельзя завуалировать то, что исходит из самой глубины нашей сущности. Новые технологии будут изменять сознание человека — чем дальше, тем больше. Неважно, по какую сторону баррикад будут стоять эти люди. Важно то, что очень быстро они начнут задыхаться от злобы, накачанной в них пропагандой. Нет никакого смысла в чём-то переубеждать человека, у которого сердце срублено под корень. Разговаривать, убеждать в чём-то нет никакого смысла. Мир стремительно меняется. Любви в нём становится всё меньше, а боли, страданий, которые порождает человеческая гордость, жадность и злоба, — всё больше. Люди начинают массово умирать. Мёртв не тот, кто перестал дышать, а тот, кто потерял живую связь с Живым Богом. Мертвецы учат, как правильно жить, спасаться, верить, любить, молиться. Мертвецы хоронят своих мертвецов. А живые молчат, потому что некому говорить. А если и скажет такой человек живое слово, его поймают и распнут. Мёртвым духом наполнены сегодня социальные сети, телеэфиры, новости и т. п. СМИ стали генераторами энергии ненависти. Мир готовится ко встрече с представителем князя тьмы и облачается в чёрные наряды.