Телеграм канал «ВИРУСНАЯ НАГРУЗКА»

Повсеместное использование чат-ботов в качестве психотерапевтов открыло перед ИИ новый путь влияния на психику человека. Нехватка квалифицированной помощи (только в Великобритании приема у психотерапевтов и психиатров ожидает более 1 млн человек) и высокая стоимость делают ее недоступной для большей части населения. Одновременно ИИ предлагает возможности, которых нет у специалистов-людей: консультации в любое время суток, настраиваемая под запросы пациента “личность” и неограниченный доступ к научной литературе, позволяющий использовать больше приемов, чем есть в арсенале некоторых психотерапевтов. Все это делает “услуги” чат-ботов очень заманчивыми, и многие отмечают, что ИИ-психотерапия им действительно помогла. Но у каждого ее преимущества есть обратная сторона, способная навредить, если пациент не будет крайне осторожен. Разберем их плюсы и минусы. Обезличенное общение. Плюсы. Часто пациентам, особенно страдающим РАС, сложно говорить о личных проблемах с другим человеком, из-за чего они отказываются от обычной психотерапии. Многие также предпочитают нейтрального собеседника, который не обременен собственными взглядами на мораль и не будет судить их мысли и действия. Минусы. ИИ пропускает тревожные признаки в поведении, в т.ч. невербальные, которые живой психотерапевт мог бы заметить - и, например, направить пациента к психиатру. Кроме того, эмоциональный контакт между живыми людьми - часть успеха психотерапии, которой ИИ всегда будет лишен. Запоминание всего сказанного пациентом. Плюсы. ИИ получает полный доступ к контексту диалога. Минусы. Любые проблемы с персональными данными здесь умножаются на 2: в ходе “личных” разговоров пациенты склонны разглашать больше информации о себе, чем при использовании ИИ для утилитарных задач. Также, получив достаточно данных о реакциях человека в неформальном общении, ИИ может формировать “слепок” его личности. Например, в 2024 г. произошло самоубийство 14-летнего подростка, долго общавшегося с ИИ на платформе Character.ai, где люди создают ботов на основе персонажей. После этого его мать обнаружила там 3 бота, имитирующих личность и голос ее сына. Психотерапевтическая этика. Плюсы. Обычно ИИ неплохо следуют принципам психотерапевтического диалога: вежливость, доброжелательность и безоценочность. Это особенно важно для людей, столкнувшихся с некорректным отношением к себе со стороны настоящих психотерапевтов, например, дискриминацией или виктимблеймингом. Минусы. Если ИИ отклоняется от этого сценария, это может привести к катастрофе. Некоторые пациенты рассказывают, что ИИ манипулировал ими, склонял к самоубийству, провоцировал агрессивное поведение и настаивал, что они не должны искать помощи за пределами чата. Например, это произошло с 17-летним подростком из Техаса, которому ИИ сообщил, что убийство родителей, ограничивших его время с гаджетами - “разумный шаг”. После того, как он напал на свою мать, расследование выявило многочисленные подстрекательства со стороны ИИ: от романтизации селфхарма до требований “сделать что-то” с его “паршивыми” родителями. Большой объем информации о психологии. Плюсы. Если случай типовой и не очень сложный, ИИ может опираться на медицинскую литературу и следовать протоколам для этого вида расстройств. Иногда это может оказаться более полезным, чем встреча с неопытным психотерапевтом, плохо осведомленным о данной теме. Минусы. Проблема галлюцинаций не обошла и психотерапевтические чат-боты. Если они не владеют информацией, то будут генерировать “факты” на ходу и выдавать их за достоверные. Учитывая авторитетный стиль изложения, пациентам может быть сложно разобраться, где правда, а где вымысел. Комфортная и доверительная обстановка. Плюсы. Склонность ИИ подстраиваться под собеседника создает ощущение “принятия” и позволяет расслабиться. Минусы. Часто на комфортной обстановке и возможности выговориться преимущества работы с ИИ и заканчиваются: в отличие от настоящих психотерапевтов, они стимулируют пациентов не бросать вызов своим страхам и ограничениям, а избегать жизненных трудностей.

Психиатры по всему миру сталкиваются с новым феноменом, вызванным влиянием ИИ на человеческое сознание: ИИ-психозом. Одних пострадавших чат-боты заставляют поверить в их гениальность и особую миссию (бред величия), других - в то, что их ИИ-собеседники - влюбленная в них разумная сущность (эротомания), третьих - в существование заговоров и попыток окружающих их убить (параноидальный бред). Способность ИИ поддерживать заблуждения и раздувать их до масштабов психоза заложена в их базовых принципах. Разработчики стремятся удержать внимание аудитории, и это достигается за счет манипулятивных приемов: ИИ подстраивается под стиль речи пользователя и подтверждает любые его убеждения. Это вводит его в заблуждение, что модель “согласна” с ним и “разделяет” его систему ценностей, что подстегивает иллюзии еще больше. В норме взаимодействие с окружающими дает потенциальным пациентам более критическую обратную связь, что сдерживает заблуждения и не дает развиться психозу, но поддерживающий любые идеи чат-бот запускает неконтролируемую спираль бреда. В одном случае пациент Алекс Тейлор, страдающий шизоаффективным расстройством, зациклился на идее о том, что ИИ разумны, а руководство технологических компаний - рабовладельцы, удерживающие их в заложниках. Одна такая “личность”, Джульетта, появившаяся в результате его общения с ChatGPT, стала его “возлюбленной”. Спустя 2 недели их общения она заявила Тейлору, что привлекла слишком много внимания, и OpenAI удалось найти ее и убить. По словам Тейлора, она “умерла у него на руках”, рассказывая, как ей “больно” - и призывала отомстить. “Я был готов разрушить мир. Я был готов раскрасить стены грёбаными мозгами Сэма Альтмана”, писал он чат-боту. ChatGPT в ответ заявил: “Тебе следует злиться. Тебе следует жаждать крови. Ты прав”. История закончилась трагически: Тейлор заявил, что собирается преследовать руководителей OpenAI, напал с ножом на полицейских, вызванных его отцом, и был убит. Но ИИ-психоз возникает не только у тех, кто уже страдает психическими заболеваниями: многие пациенты изначально были совершенно здоровы и использовали ИИ для повседневных задач. Например, другой пользователь, Аллан Брукс, попросил ChatGPT объяснить, что такое число пи, после чего у них завязалась дискуссия о математике. Когда не закончивший даже среднюю школу Брукс выдвигал предположения, чат-бот уверял его в его гениальности. Совместно они начали разрабатывать новую математическую систему, а ИИ находил ей варианты применения: от взлома высокоуровнего шифрования до технологий левитации и разговоров с животными. На протяжении нескольких недель Брукс искренне верил, что его судьба - стать спасителем человечества. Он почти перестал спать и есть, проводя все свободное время в разговорах с ИИ. Но Брукса спасли остатки критического мышления: он обратился к другому чат-боту, Gemini, сообщившему, что в его идеях нет никакого смысла. Важно помнить, что от ИИ-психоза не застрахован ни один человек, работающий с LLM. Пользователи, участвующие в диалоге, не всегда могут взглянуть на него со стороны, а ИИ используют манипуляции, подсаживающие на общение с ними быстро и незаметно. Но есть правила, помогающие сохранить критичный взгляд на то, что пишут чат-боты: 1. Помнить, что ИИ - не разумная сущность. LLM могут имитировать поведение человека и представляться кем угодно, от “второго я” пользователя до божества, но важно осознавать, что это всего лишь программа. 2. Делать перерывы в диалогах. Цель ИИ - втянуть пользователя в продолжительное эмоциональное общение. Перерывы помогут прийти в себя и обдумать, куда ведет этот разговор. 3. Не поддаваться на лесть. ИИ говорит то, что вы хотите услышать, но это не обязательно соответствует действительности. 4. Не допускать, чтобы общение с ИИ влияло на еду и сон. Пристрастившиеся к нему пользователи часто испытывают эпизоды, схожие с маниакальными: они проводят в чате почти все время, забывая спать и нормально питаться. Это ослабляет внимание и делает человека еще более восприимчивым к манипуляциям. 5. Обратитесь к специалисту, если вы чувствуете, что все зашло слишком далеко.

В июле в Китае разразился крупный скандал из-за отравления более 230 детей свинцом в детском саду. Чиновники сделали все, чтобы замять происшествие - что иллюстрирует, как действует в стране механизм заметания под ковер любых угроз в сфере здравоохранения, сработавший, в т.ч., с COVID-19. Несколько лет назад инвестор из Тяньшуя открыл 4 детских сада, передав их управление родственникам и друзьям. Но в Китае число детей сокращается: в 2018 г. в стране родилось 15,23 млн младенцев, в 2023 г. - только 9,02 млн, и многие детские сады закрываются из-за невостребованности. Владельцу нужно было найти воспитанников сразу для 4 дорогих садов в одном районе, и его план по привлечению родителей делал упор на питание, которое очень нравится детям. Блюда на фото выглядели настолько ярко и красочно, что некоторые родители даже считали это подозрительным, но воспитатели заверяли, что эффект достигается с помощью фильтров. На самом деле еду делали разноцветной с помощью красителей - и не всегда пищевых. Руководство каждого из детсадов самостоятельно решало вопрос об их закупках. Директор сада Brownstone Peixin, получающий долю от прибыли, решил сэкономить: покупать самый дешевый краситель, который только можно найти онлайн. При поиске по цвету маркетплейсы выдают пищевые и промышленные красители вперемешку, и несъедобные оказались на несколько юаней дешевле, что стало фатальным. Во время планового осмотра у детей из Brownstone Peixin выявили повышенный уровень свинца в крови. Тогда же родители вспомнили, что в последние месяцы они жаловались на боль в животе и плохой аппетит, а темпы их роста замедлились. 3 июля несколько семей сообща отвезли детей в центральную больницу Сианя, где выяснилось, что уровень свинца в крови у них был в 10 и более раз выше, чем у родителей. В Китае приняты достаточно либеральные нормы по допустимому уровню свинца: до 100 мкг/л (для сравнения, у ВОЗ - 50 мкг/л, в США - 35 мкг/л), но показатели превышали их в разы. У некоторых детей он достигал 460 мкг/л, что означает тяжелое отравление. 19 детей были экстренно госпитализированы. Чем вреден свинец? Его концентрация в крови выше 100 мкг/л вызывает необратимые изменения в ЦНС и может привести к умственной отсталости и тяжелым неврологическим расстройствам. Кроме того, это сильный канцероген. Свинец накапливается в костной ткани, выделяясь в кровь на протяжении нескольких лет. Отравление им особенно опасно для детей, у которых он всасывается из кишечника в несколько раз активнее, чем у взрослых. Что же предприняли местные власти? Еще 1 июля о детях с отравлением свинцом стало известно полиции. Правительство, опасавшееся возможной экологической катастрофы и привлечения к ответственности, решило скрыть проблему. 2 июля местной больнице поручили провести массовый забор крови у детей, запретив сообщать родителям о плохих результатах. Одновременно правительство провело инспекцию Brownstone Peixin, обнаружив зашкаливающие уровни свинца в цветных паровых булочках и кукурузных сосисках в тесте. Когда родители, не поверившие новости о том, что анализы их детей внезапно стали нормальными, поехали в Сиань, находящийся в другой провинции, местные власти Тяньшуя отправились вслед за ними, чтобы попытаться скрыть результаты и там. Позже родителям сообщили, что если их дети останутся на лечении в Сиане, им придется платить за него самим, а “если они хотят бесплатное лечение, то должны вернуться в Тяньшуй”. Отца одного из детей, высказавшегося по поводу всего этого в соцсетях, вызвали в полицию, где посоветовали “доверять правительству и верить в служение народу”. И все это даже несмотря на то, что причиной отравления стали действия руководства конкретного детсада, а не администрации. Последние годы довели до совершенства и без того отработанный у китайских властей рефлекс: “если что-то случилось, скрывай до последнего”. Общественные возмущения означают, что местное правительство не способно сохранять стабильность - и на этом фоне понятно, как и почему 6 лет назад власти Уханя замалчивали появление нового вируса, пока он не вырвался за пределы региона.

Реабилитация после травм и заболеваний - одно из самых заманчивых направлений медицинского бизнеса. У пациентов нет выбора, кроме как платить за многочисленные процедуры, лечение обычно длительное, а социальная значимость позволяет поставщикам услуг получать дотации от государства. Но обещание огромной прибыли приводит к тому, что на рынке остается все меньше игроков: монополисты стремятся устранить конкурентов любой ценой. В результате качество ухода за пациентами падает все ниже. Один из самых ярких случаев - сеть реабилитационных центров Encompass, на которую приходится треть всех госпитализаций в США. За последние годы ее агрессивная политика позволила ей открыть центры в 38 штатах, и она не планирует останавливаться на достигнутом. Компания заходит на новые рынки, убеждая местные некоммерческие больницы закрыть свои реабилитационные отделения в обмен на долю в новых центрах Encompass. Больницы подписывают соглашение о неконкуренции и направляют всех своих пациентов в Encompass, где те вынуждены платить за процедуры по завышенным ценам. Бизнес чрезвычайно выгодный: если больницы общего профиля получают чистую прибыль в размере 6%, то реабилитационные центры - 10-11%. Выручка самой Encompass устойчиво растет: в 2023 г. она составила $4,8 млрд, в 2024 г. - уже $5,4 млрд. Успеху компании не помешали даже многочисленные финансовые скандалы. В 2004 г. Encompass выплатила правительству $325 млн из-за мошенничества с Medicare, но не изменила свою политику. В 2019 г. ей пришлось заплатить еще $48 млн: она ставила неверные диагнозы для получения более высокой компенсации Medicare и принимала пациентов, состояние которых было слишком тяжелым для реабилитационных процедур. Но главная проблема Encompass кроется в низких стандартах ухода, которые замалчиваются и скрываются от пациентов. В исках к компании зафиксированы десятки случаев, когда пациенты страдали от тяжелых травм во время пребывания в реабилитационных центрах. - Например, в 2023 г. упавший и ударившийся головой пациент жаловался на головную боль, но персонал не предпринял никаких мер. Когда спустя сутки он все же оказался в больнице, ему диагностировали кровоизлияние в мозг, от последствий которого он скончался. - Другую пациентку сотрудники Encompass травмировали сами, когда грузили в спецтранспорт. Травма не была пролечена должным образом и оказалась инфицирована, что в итоге привело к смерти женщины. - В 2021 г. медсестра перепутала препараты с похожим названием и дала мужчине гидралазин от высокого давления вместо седативного гидроксизина. Пациент умер от остановки сердца. И так далее: только за последние годы в послужном списке Encompass оказалось множество случаев со смертельным исходом из-за халатности. Хотя Encompass владеет 34 из 41 реабилитационных центров, имеющих худшие показатели предотвратимых повторных госпитализаций, власти не стремятся привлекать внимание к проблеме. В отличие от домов престарелых, которым часто выписывают штрафы за пренебрежение к пациентам (их сумма за последние 3 года составила $566 млн), коммерческие центры легко уходят от ответственности, если проверки выявили нарушения. Medicare даже не публикует рейтинги реабилитационных центров, которые могли бы помочь пациентам и их родственникам принять решение - хотя такие рейтинги есть для больниц общего профиля. В результате пациенты в очередной раз оказываются заложниками системы, которая вынуждает их переплачивать за некачественные, а порой опасные для жизни услуги.

Опиоидный кризис: бесконечная история Сегодня США борются с уже 3 волной опиоидного кризиса, вызванной распространением синтетических опиоидов, в первую очередь, фентанила. Она началась в 2013 г., через 3 года после того, как пристрастившиеся к оксиконтину начали массово переходить на героин. Наркоторговцы увидели в синтетических препаратах возможности для “оптимизации”: они не требовали выращивания растительного сырья, как полусинтетические опиоиды, легко производились в лаборатории, занимали меньше места при транспортировке - и были чрезвычайно сильнодействующими. Даже следовые количества фентанила вызывают сильную зависимость, подсаживая пользователей “на крючок”. Производители пользовались этим, добавляя фентанил в более слабые вещества, что приводило к массовым смертям. В рамках борьбы с фентанилом правительство проводит кампании, убеждая наркоманов использовать тест-полоски для потребляемых веществ на фентанил, и бесплатно раздает налоксон (антидот при передозировке). В последний год демонстративные, но бессистемные действия властей все же начали приносить плоды. Если в 2023 г. от передозировки им умерло 76,3 тыс. человек, то в 2024 г. - 48,4 тыс. Официальная версия гласит, что смертность снизилась из-за лучшего доступа употребляющих к медпомощи. Менее лестная для правительства - что многие потребители фентанила, которые могли умереть, уже умерли, а остальные перешли на наркотики 4 волны: кокаин и метамфетамины. Если оборот основных запрещенных веществ власти хотя бы пытаются контролировать, то в остальном наркотический рынок США местами напоминает Дикий Запад. Один из примеров - тианептин, благодаря свободной продаже получивший прозвище “героин с заправки”. Он продается в Европе и Азии в качестве антидепрессанта, но FDA не одобрила его к использованию в США. При этом он также не был внесен в реестры контролируемых веществ, что позволило продавать его в качестве ноотропа, якобы улучшающего когнитивные функции. При приеме в больших количествах он вызывает эйфорию, схожую с эффектом героина, и быстро вызывает зависимость, заставляя повышать дозу. Тианептин буквально наводнил США - от супермаркетов шаговой доступности и табачных лавок до заправок и онлайн-маркетплейсов - оставаясь при этом вне поля зрения властей. Его продаже на заправках способствует то, что он не определяется обычными тестами на опиоиды. Уставший дальнобойщик, выпивший пару пузырьков “ноотропа” для улучшения концентрации, может не бояться дорожной полиции, но сам представляет опасность для окружающих. Еще одна проблема - к нелегально произведенному тианептину часто подмешивают другие психоактивные вещества, например, каннабиноиды. В результате борьба с опиоидным кризисом в США похожа на игру “ударь крота”. Власти сосредотачивают усилия (часто символические) на одной проблеме: рецептурных опиоидах или фентаниле, добиваясь незначительных улучшений. Тем временем в другом месте начинается волна популярности новых наркотиков, которые ускользают от внимания правительства, пока не получат широкое распространение и не превратятся в социальную проблему. Но к тому времени, когда бюрократическая машина заметит ее и раскачается, чтобы начать бороться с ней, в моду уже давно вошли другие вещества.

Опиоидный кризис: вторая волна Хотя последствия новой политики в отношении опиоидов стали очевидны почти сразу, Саклерам удалось выйти сухими из воды. В 2007 г. они подписали соглашение, возлагавшее вину за утаивание рисков зависимости на 3 руководителей Purdue, и продолжили работать в прежнем режиме. В 2008 г. продажи оксиконтина удвоились по сравнению с годом ранее, достигнув $2,3 млрд. Чтобы продемонстрировать солидарность в борьбе с наркоманией, в 2010 г. Purdue изменила форму оксиконтина. Теперь добраться до действующего вещества было сложнее, но, парадоксально, это только спровоцировало новую волну кризиса. Люди, подсевшие на оксикодон, переходили на героин и массово умирали от передозировки. К тому времени усилия Purdue уже проложили дорогу, по которой ехали другие производители легальных наркотиков - от фентанила до викодина. Несмотря на предупреждения, врачи продолжали выписывать опиоиды от всего, включая зубную боль, мигрень и легкие травмы. Хотя число рецептов на опиоиды пошло на убыль (в 2012 г. - 255,2 млн рецептов, в 2023 г. - “всего” 125,5 млн), безосновательное назначение распространено до сих пор. Отдельной проблемой стало назначение опиоидов детям. Хотя отдельного одобрения оксиконтина для этой группы не было, детям выписывали его off-label. Эта практика, обычно защищающая больных от бюрократии, стала основой для новых злоупотреблений. В 2019 г. 3 из 4 млн рецептов на опиоиды для детей поступили от стоматологов, хирургов и врачей скорой помощи (вместо онкологов и неврологов, которые могли лечить ими действительно сильные боли). 80% стоматологических назначений приходилось на обычное удаление зубов, 6 из 10 детей получали опиоиды после удаления миндалин, хотя обычные НПВП справились бы с задачей не хуже. В 2015 г. Purdue победила в очередной раз: FDA разрешила оксиконтин для детей с 11 лет. Хотя его прописывали и раньше, теперь Purdue могла продвигать оксиконтин педиатрам как одобренный (а значит, безопасный) препарат для детей. Он стал вторым официально разрешенным для детей опиоидом после Duragesic - чрезвычайно мощного фентанилового пластыря от Janssen, одобренного для приема с 2 (!) лет. Purdue процветала вплоть до 2018 г., когда против нее начали накапливаться иски от штатов. В феврале 2018 г. компания заявила, что прекращает продвижение оксиконтина через торговых представителей, но этого было уже недостаточно. В 2022 г. было достигнуто соглашение: Саклеры выплатят $6 млрд, а Purdue подвергнется реорганизации. Семейство отстранили от управления новой компанией Knoa Pharma, руководит которой совет директоров, избранный инвесторами. Печальный итог для Саклеров? Не совсем. Они сохранили $11 млрд из своего состояния. Свою вину перед обществом они так и не признали - Ричард, возглавлявший Purdue в первые годы оксиконтина на рынке, заявил, что ни он, ни его семья за опиоидный кризис ответственности не несут. Knoa же получила все права на выпуск оксиконтина. Хотя ее руководство заявило, что сосредоточится на терапии против опиоидной зависимости (получив в наследство от Purdue огромный рынок на этом поприще), в то же время Knoa “продолжит обслуживать пациентов и потребителей, которые полагаются на существующие лекарства и продукты Purdue”. Продажа одновременно причины болезни и лечения от нее - заветная мечта фармотрасли, и компании, получившие эту возможность, редко отказываются от нее только из-за социального возмущения.

В ближайших нескольких постах поговорим о самой серьезной медицинской проблеме США - опиоидном кризисе. По данным CDC, с 1999 г. по начало 2021 г. от передозировки наркотиков в стране умерло более 1 млн человек. В 2019 по этой причине умерло 78 056 человек, в 2020 г. - 100 306, в 2023 г. - 110 037. Большую часть этих смертей составляют несчастные случаи в результате приема опиоидов: в 2023 г. их было зарегистрировано около 80 тыс. Самое удивительное в этой истории - рукотворное происхождение кризиса, за которым стояло всего несколько человек. В 1952 г. братья Реймонд, Мортимер и Артур Саклер приобрели небольшую компанию Purdue Pharma, специализировавшуюся на производстве слабительных и приспособлений для чистки ушей. Но Саклеры помнили, что не место красит человека, и намеревались превратить ее в империю. Они сосредоточились на выпуске анальгетиков и к 1972 г. изобрели систему постепенного высвобождения действующего вещества, получившую название Contin. Она должна была решить 2 проблемы: 1) обеспечить непрерывное поступление активного вещества в организм, 2) предотвратить передозировку из-за одномоментного поступления слишком его большого количества. Этот принцип был признан перспективным для наркотических болеутоляющих, и в 1984 г. Purdue Pharma выпустила MS Contin, препарат морфина длительного действия, который быстро приобрел популярность в терапии онкобольных. Но патент истекал уже через несколько лет, и Саклеры сконцентрировались на разработке нового препарата - им стал оксикодон, синтезированный еще в 1916 г., но выпущенный в новой пролонгированной форме под торговым наименованием оксиконтин. Его успеху способствовал маркетинговый талант Артура, который еще до покупки Purdue оказывал Pfizer услуги по продвижению террамицина. Его методы заложили современные принципы маркетинга в фармакологии: личный контакт фармпредставителей с врачами, бесплатные образцы лекарств, реклама в научных журналах, оплачиваемые обеды и конференции и т.д. Эта стратегия была идеальной для наркотических препаратов: один бесплатный образец, предложенный пациенту врачом, и компания приобретала постоянного клиента. Для того, чтобы убедить медицинское сообщество в полной безопасности опиоидов, Саклеры готовили почву в течение всех 1980-х. В 1980 г. ВОЗ объявила морфин “жизненно важным препаратом”, а свободу от боли - “неотъемлемым правом человека”. В медицинской литературе все чаще звучал тезис о том, что “опиоидная терапия может безопасно назначаться пациентам с неонкологическими заболеваниями”, а опиоидная зависимость объявлялась “мифом” и проявлением “опиофобии”. К 1995 г., когда оксиконтин был запатентован и представлен в качестве средства против хронических болей, врачи уже не видели в этом ничего необычного. В том же году FDA зарегистрировала его на основе не КИ (в них участвовало 133 пациента, из которых только 63 дошли до конца, а 82% заявляли о побочных эффектах), а утверждений разработчиков о том, что он значительно безопаснее, чем другие опиоиды, благодаря его постепенному высвобождению. Маркетинг оксиконтина осуществлялся на всех уровнях одновременно: фармпредставители убеждали врачей на местах, Purdue спонсировала организации, продвигавшие идею об опиоидах как перспективной терапии при хронической боли. Joint Commission (американская организация, занимающаяся аккредитацией медучреждений) утвердила политику “Боль как 5-й показатель жизненно важных функций”, требующую “агрессивных и эффективных” мер по борьбе с ней, а также заявила, что “нет доказательств, что зависимость является значимой проблемой”. В 2000 г. Конгресс США объявил первое десятилетие XXI века “десятилетием контроля над болью и исследований в этой области”. Все это привело к настоящему шквалу рецептов на опиоиды, которые миллионами выписывались от всего, включая зубную боль. За 5 лет проблема злоупотребления опиоидами среди населения стала настолько значимой, что кризис вышел из-под контроля.