Телеграм канал «Мама, я в Сибири»

У меня пожизненная ежемесячная подписка на разные витамины и роаккутан, и если бы вы знали как это все максимально стоит в Грузии. И когда кололся, приходилось покупать подписку на ксарелто 20мг (10.000 рублей на курс три месяца). Кстати, пока я был в рехабе и эмиграции, в России появились дешевые дженерики ривароксабана: например вот в той же дозировке 20мг можно купить 30 таблеток за 800р. Все, кто делают немедецинские инъекции, должны обращать внимание на проблему свертываемости крови. Травматические тромбозы ухудшают трофику тканей и вызывают воспаления, инфекции и некрозы. Тромболитики - это доступная профилактика операций, больших проблем со здоровьем и даже смертей (например от тромба, улетевшего в легочную артерию из бедренной вены). #аптека #вв

Блять, как я ненавижу нахуй Бигфарму. Это буквально мой естественный враг в антропогенной среде обитания. Базовый принцип фарминдустрии, чьи прибыли намного превышают доходы от подпольной торговли рабами и термоядерными ракетами, заключается в простой истине: невыгодно вылечить, выгодно хронически облегчать симптомы, хронически держать людей на подписке на свои препараты. Рак, диабет, ВИЧ, депрессия, зависимость, анемия, простуда и геморрой: гигантские индустрии построены на поддержании болезней в условно управляемом (со стороны фармы, не со стороны пациента!) состоянии. Это сюжет "Черного Зеркала": плоти за подписку, или умрешь. Плоти или тебе будет так хуёво, что смерть покажется выходом. Покупай амитриптилин. Получай метадон. Смотри, как твой ребенок умрет без Золгенсмы. Я наркоман, и я насквозь вижу эти барыжные схемы. Пациент - не человек. Это клиент подписки, как у Нетфликс и Спотифай. Каждый диагноз - источник денег. Препараты на каждый день, пожизненные антидепрессанты, нейролептики, метформин, оземпик, бупренорфин - это новая норма. И все бы ничего, ведь в принципе нет ничего плохого в том, чтобы заработать на своих изобретениях и принести ими пользу. Но Бигфарма не хочет разово заработать, она хочет тянуть с людей бабки пожизненно даже ценой здоровья и качества жизни своих "подписчиков". Культуры выздоровления уже нет, есть культура оплаты хронических состояний. Клинические исследования - грязная кухня, где музыку заказывает тот, кто больше всех платит. Надо ли напоминать, что больше всех в мире денег и ресурсов сосредоточено в руках дельцов, так или иначе причастных к околомедицинским бизнесам? В научных работах часто не публикуются неудобные данные, особенно по побочкам: многие клинические испытания финансируются самими же компаниями, производящими определенные препараты. Самый пресловутый пример: опиоидный кризис в США - Purdue Pharma в течение десятилетий занижала и скрывала риск абсолютно очевидной в их случае зависимости от опиоида оксиконтина, утверждая, что там всего 1% риска, если "принимать в терапевтических дозах и по инструкции". У вас возникла зависимость и вы пробуете подавать в суд? Вас там выставят наркоманом и докажут, что вы крошили таблетки в ложку и кололись ими, вот поэтому. Фармкомпании и государство - это одна единая бандитская ОПГ. Приведу примеры. В 2022 году Бигфарма потратила в США более 370 миллионов долларов на лоббизм выгодных для себя решений правительства: это больше, чем любая другая индустрия, даже оружейная и нефтяная. Такие корпорации как Pfizer, Merck, Johnson & Johnson напрямую участвуют в формировании законов. Во время пандемии короны большинство протоколов лечения и закупок вакцин определялись не независимыми учёными, а альянсами между государством и частными производителями. К примеру, правительство Бразилии обязалось не раскрывать побочные эффекты от вакцин Pfizer и отказалось от права подавать в суд, подписав контракт, текст которого до сих пор частично засекречен. Аналогичные соглашения есть и в ЕС и в Украине. NIH (Национальный институт здоровья США), который должен быть независимым научным органом, владеет патентами на некоторые элементы мРНК-вакцин и получает отчисления с каждой дозы. То есть тот, кто должен был проверять - был прямо заинтересован в прибыли. Точно такая же ситуация, кстати, сложилась с Пердифармой и их говнотаблеткой: Purdue не получила никакой независимой оценки безопасности оксиконтина, а вместо этого ссылалась на некие внутренние исследования и патенты, выданные им проверяющим органом, который (круг замыкается) финансировался по большей части из денег все той же Purdue. Эти исследования цитировались в рекламных материалах для не подозревающих такого френдли-фаера американских врачей и в официальных регистрационных документах FDA. Хорошо что хоть одну злоебучую аферу века распотрошили до основания и даже сняли по материалам расследований мини-сериал Ломка. В 2007 году Purdue Pharma признала вину в обмане человечества и заплатила 634 миллиона долларов штрафа. Но ущерб был уже необратим... #кино #аптека

Утро начинается не с кофе, а с работы над текстами. Я пишу сценарии для рилсов и сторис, если есть таковые заказы, потом один ежедневный текст на витрину русского ювелирного бренда, и, если остается лишнее время и немного горячего шоколада в бумажной кружке для подходящего настроения, то еще пишу в тюрьму письма моим местным друзьям Вахе и Лево, которых приняли зимой практически у меня на глазах за вооруженный налет на кафе. Это было не ограбление, а всего лишь местный обычай: какой-то хуй (ყლე) задолжал еще одному нашему близкому другу (Торнике) денег и неуважительно себя вел, и за это надо было "иво маму ибал, это а-би-зательно, бичо!" Еще "маму ибал" эти генацвале делали всем известным им барыгам, закладчикам и одному директору сети аптек, в которых (по рецептам) продают прегу и золомакс. Барыг принято неуважать и принуждать к подписке на регулярные взносы в пользу АУЕ-пацанов. В Грузии все либо древнее, либо сильно устаревшее, кроме криптовалютных банкоматов на каждом углу - тут да, Тбилиси метит прямиком в Будущее . Воровские понятия бережно сохраняют в неизменном виде с девяностых годов. Я тоже поддерживаю идею, что каждого ублюдка надо наказывать втройне, а определять ублюдка - индивидуальная прерогатива каждого гражданина и сугубо личное дело, но чтоб прямо под камерами выпрыгнуть на террасу кафе и стрелять там куда попало? Стреляли они втроем вместе с Торнике, но последний не сел, а отделался условкой, тогда как Ваху и Левана забрали в СИЗО в Глдани, где они три месяца сидели без связи, пока недавно не попали в нормальную полуоткрытую колонию, которая им давно как малая родина. Устройство местных тюрем довольно непривычно для сознания русского гражданина, поэтому буду записывать о нем здесь разное интересное, но потом. Когда накопится достаточно данных из писем, которые тут почти не цензурят. Торнике продает краденные бриллианты и постоянно просит меня (и всех вообще) помочь ему найти покупателей на сие. Бриллианты очень мелкие, но их много. Похожи на блестящий песок или ледяную крошку, завернутую в мятый тетрадный листок, исчерканный синей ручкой. Больше всего на свете ему нравится баклофен, он его ест как конфеты, и просит дарить на день рождения если не какой-то навороченный ножик или очередной тайник под оружие для квартиры, то именно баночку баклофена. Никогда не лишняя будет. Лева и Ваха кололись метадоном и курили траву, что не мешало им презирать барыг и "работать" по ним. Почти каждое утро они собирались куда-нибудь вроде Цхнети, Рустави, Глдани или Самгори, выслеживали там закладчиков и выбивали оброк. Выбивали в буквальном смысле. Ломали колени телескопической дубинкой. Душили какой-то специальной проволокой с ручками. Токо любил снимать это на свой телефон для личного пользования. Однажды он этот телефон проебал случайно на автомойке, выбросил в урну вместе с бумажным мусором из Макдональдса. Мы были с ним и с Лево втроем и перевернули вверх дном всю нашу немаленькую машмну, и все мусорки вокруг. Паники не было, потому что мы были под таблетками; телефон в итоге нашли в железном контейнере с мятым боком перед входом в кафетерий при автомойке. Я забыл, к чему я это рассказывал. #Грузия

Местные общаги похожи на тюремные камеры. Поддерживать необходимую мне чистоту в них трудно, так как я живу далеко не один. Я когда-то подвизался на физтехе и любил интровертов и странных людей за оригинальность мышления, но совместное проживание с таковыми бок о бок принесло неутешительные итоги: такие люди, в большинстве своем, захламляют пространство вокруг себя, дышат затхлым и пыльным воздухом, едят скудную и вредную пищу, и от того страдают депрессиями, не имеют сил обслуживать в быту полноценно самих себя. При этом еще часто заводят животных, о которых не заботятся должным образом: их собаки не воспитанные и шумные, кошки кричат от голода и днями ходят в нечищенные горшки. Вещи, которые я имел несчастье услышать от интровертов, порой абсолютно асоциальны и чудовищны. Не знаю, как можно помочь таким людям, которые годами глотают психические таблетки вместо того, чтобы хоть один раз попробовать наладить свой быт и образ жизни так, чтобы была соблюдена элементарная гигиена пространства, воздуха, активности, сна, воды и еды , - и прожить в таком формате хотя бы один день. Уверен, этот день стал бы лучшим в их жизни.

Я живу в новом мире почти год, и сегодня я уже многое понял. Думаю, описать подробно всё, через что я прошёл - ведь все причастные уже либо умерли, либо в тюрьме, либо не читают по-русски. Я в кои-то веки не связан самоцензурой. Писать мешает только до сих пор непривычная бытовуха и потеря большей части привычных прав и возможностей, - все это не то, чтобы союзники творчества и открытой нараспашку души. Пока пишу, я чувствую себя существующим. И это все, что я могу.

Тбилиси встретил меня мелким дождём и запахом своих улиц - резким и тёплым духом თონი - раскаленного жира, в котором шкварилось тесто с сыром и тесто в сахаре; тонким, почти неживым дыханием срезанных роз и пионов на коленях у женщин в чёрных платках; миазмами чего-то резкого, вроде тройного одеколона, чем так любят обливать себя местные скуфидоны (чтобы не пахнуть жизнью?) Сумерки стояли густые, как бульон на поминках. По сторонам бродили собаки - сытые, неторопливые, они терялись в мощёных булыжником узких улочках, что вились между домами, как струйки пролитых чернил. Все вокруг было старым, торжественным и чужим. Было 11 сентября - дата, и без меня вписанная в мировую печаль. Автобус номер 337 плёлся из аэропорта Руставели к центру - на Площадь Свободы. Я уже бывал в этом городе в начале русско-украинской войны и с тех пор в восторг он меня не приводил. Тогда наша встреча началась с этой же точки: я покупал местную сим-карту в первом попавшемся ларьке возле торгового центра Галерея и разинув от удивления рот, осматривал непривычную архитектуру и пестрые аляповатые граффити. Тогда все предвосхищало свободу и чудеса перемен. Я тут же встретил в ларьке с сим-картами прибывшего в один день со мной старого друга. Мы обнялись и поехали сперва в Макдональдс поесть (в России его тогда уже не было) и затем - покупать мефедрон. Еще была надежда на будущее, а сейчас такой роскошью, как надежда, я не могу позволить себе обладать. Жизнь сделала меня злым и противным Господу. Я вышел на остановке, поставив на мокрый, чуть покатый асфальт три чемодана. Один из них принадлежал погибшему Дане - совсем небольшой и не удобный, но мне он дорог, как память. Грузины тут же начали тянуться к моим вещам - “помочь”, как тут водится. Но я в эти игры не играю. Здесь всё по понятиям: не верь, не бойся, не проси и не принимай помощи. Сначала улыбаются, угощают, наливают. Потом - упрёки и косые взгляды: "понаехали, русские, мы тут для них и так и сяк и туда сюда, а они нам что?" Я смотрел на них волком. Они думают, эмиграция - это выбор. Я никогда не выбрал бы добровольно отрезать себе язык. А именно это, без обиняков, и есть эмиграция. Южный город не казался мне ни теплым, ни дружелюбным. Я тщетно пытался поймать бесплатную городскую сеть под названием “Tbilisi Loves You” надпись всплывала и исчезала, как мираж. Она казалась насмешкой. В этот раз я переехал сюда насовсем и не готов был хватать первую попавшуюся сим-карту, а искал именно მაგტი, чтобы за 32 лари (или за тыщу рублей, то есть) у меня был на месяц безлимитный инет. Это самый выгодный тут тариф. В Москве же я платил Теле-2 за такую же услугу всего 450. Проезд в метро и на автобусе, если кому интересно стоит 29 рублей и сто лет не менялся. Транспортное сообщение из рук вон плохое и не покрывает значительную часть города. Казалось бы, можно и пешком лазить, ведь населенный пункт крошечный, - размером чуть больше Самары и меньше чем Волгоград. Но здесь часто перепады высот, и тащиться пешком в гору два километра - удовольствия мало. В день моего переезда в эмиграцию еще совсем свежа была память о беспределе который надо мной учинили люди, лишённые совести и чести — семейка блядей Скориковых и журнашлюха по имени Евгения Милова, на которую я имел несчастье работать. Эти чудовища насильно держали меня восемь месяцев в частной тюрьме ("черной ребе"), что полностью лишило меня всех связей, навыков, нажитых вещей и накопленных на переезд в Испанию денег (все что было у меня ценного - спиздили Скориковы). Я едва вырвался из этого мрака, где всё было пропитано злобой, насилием, страхом, чужым глумлением и настоящим адом - таким как он есть по Библии. Я потерял тогда всё и всех, но главное, чего я лишился - это собственной светлой веры в людей и искренней доброты. Я хочу, чтобы душа зажила и я стал таким, каким был.

Я обязан привыкнуть: в современных городах место под солнцем редко дается без боя, а уж если сражаться нечем, то и обойтись придется ничем. Я тот, кто всегда уходил, изгнанный обстоятельствами, и горячо мечтал чтобы каждый исход стал последним. Я ушел из любимых мест в этот Тбилиси, и мне здесь не нравится, но еще больше не нравится снова сворачивать юрту и разворачивать карту, опять покидать очередное почти своё место, за возможность в котором быть - я каждый день с чем-то борюсь. Тяжелее всего дается именно сам факт перемен. Я не жду, что что-нибудь сменится к лучшему. Всегда становилось хуже, и я стараюсь уже практически не дышать, лишь бы все не испортить. Я не могу вернуться туда, где был счастлив жить по многим причинам. Моя родина внутри меня - это язык, на котором я могу тосковать. Русский язык - он же как раз для этого сделан, не для хиханьки-хаханьки. Русский язык, которым я владел в совершенстве, больше не может выручать меня ни на ратоте, ни в быту, ни в любви и дружбе. Он был моим единственным капиталом, а стал антиквариатом, советским сервантом, золотым крестиком в Эмиратах, превратился в нелепую Лабубу, привязанную на сумку для красоты без смысла и функции. Я говорю в пустоту на родном языке - как будто кладу цветы на могилу. Они делают вид, что все понимают, но они никогда не поймут.