Телеграм канал «Русскій вѣстникъ🇷🇺»

Дом Наркомфина Думаю, многие из вас испытывали ощущение, когда впервые видишь вживую знаменитое здание. У меня такое случилось с домом Наркомфина. Много раз читал и слышал про него, более того - у меня дома висит татлиновский плакат с проектами Гинзбурга, на котором он тоже присутствует. Поэтому первое впечатление стало таким сильным. Не столько от самой архитектуры, сколько от ощущения "ну наконец-то я до тебя добрался, вот ты какой". Теперь про само здание. Дом был построен в 1928-1930 годах по проекту архитектора Моисея Гинзбурга для работников Наркомфина. Считается одной из первых построек, в которых воплощены пять принципов Ле Корбюзье (столбы-опоры, эксплуатируемая крыша, свободная планировка, ленточное остекление, свободный фасад)

Гумилев на фронте Вообще Гумилева ещё в 1907 году его официально освободили от воинской повинности из-за проблем со зрением. Гумилева это не устроило с началом Первой Мировой он все же добивается, чтобы его всё-таки взяли, и даже получает разрешение стрелять с левого плеча. А дальше — выбирает кавалерию, потому что, конечно, это красиво. За свой счёт учится владеть шашкой и пикой. «Променял веселую свободу на священный долгожданный бой», - как он писал позднее. Георгий Иванов позже вспоминал, как всем казалось странным, что Гумилёв без всякой нужды надел шинель и отправился в окопы. Но тот не передумал. И вот он уже - улан в лейб-гвардии, получает боевого коня и едет на передовую, в Восточную Пруссию. Он много лично воюет, а еще больше пишет о войне - так появились «Записки кавалериста», которые публиковались в столичной газете. Куприн позже напишет про него: «Один он умел её поэтизировать» b добавит с уважением, хотя и слегка иронично, что у Гумилёва были «смешные ныне предрассудки»: любовь к родине, долг и честь. Гумилёв верил, что его не убьют. Верил в скорую победу, как и многие тогда. Но при этом к войне относился серьёзно: отлично стрелял, был храбр не на показ, а по сути. Уже к зиме 1914-го он получил Георгиевский крест, а вскоре стал унтер-офицером. Но война есть война. В один из ледяных мартовских дней он так замёрз в седле, что его едва отходили, схватил воспаление лёгких, два месяца провел в лазарете. Медики снова сказали: не годен. И снова Гумилёв настоял на своём - и уже летом 1915-го вернулся на фронт, где за спасение пулемёта под огнём получил второй Георгиевский крест. А закончилась его военная служба почти анекдотично: его перевели в тыл закупать сено для дивизии. Там, в Новгородской губернии, его и застали вести о Февральской революции и отречении царя. А революция окажется для него куда опаснее военных действий.

Зеркало судьбы или зазеркалье? Выставка «В зеркале судьбы. Русский исторический портрет» поражает своим масштабом — это целая вселенная лиц, которую не объять за один раз. Застывшие во времени взгляды, сменяющие друг друга эпохи в золоченых рамах — всё это требует неспешного, почти медитативного погружения. Многие герои этих полотен незнакомы широкой публике, они хранят свою тихую, негромкую славу. Но именно в этой тишине и скрывается главная сила — шёпот истории, который звучит с каждого холста. Услышим ли мы его сегодня? Однако, путешествие поэтим залам Михайловского замка местами напоминает квест: свет меркнет, таблички с именами порой играют в прятки, а пышность некоторых интерьеров вступает в спор с самими произведениями, пытаясь перетянуть на себя внимание. Хотя и здесь встречаются удачные находки дизайна. В итоге эта выставка — не просто показ картин. Это встреча с тенями прошлого. Она приглашает не просто смотреть, а всматриваться, улавливая в старинных чертах отблеск вечных вопросов, которые мы носим в себе.

Гансы встречали первую зиму своей лёгкой прогулки: Здесь ад. Русские не хотят уходить из Москвы. Они начали наступать. Каждый час приносит страшные для нас вести... Умоляю, перестань мне писать о шелке и резиновых ботиках, которые я обещал тебе привезти из Москвы. Пойми - я погибаю, я умру, я это чувствую... С новым снегом, русские. Да, я знаю, что у кого-то он уже не первый - страна у нас большая - но хрустел ботинками по нему в этом сезоне лично я сегодня утром впервые, а значит мне так можно. Люблю снег. Снег был и остаётся нашим естественным союзником. Он и теперь помогает, укрошая наши города, припорашивая многие последствия коврового благоустройства новиопами матушки-Руси. И в целом радует глаз. Как эта картинка. 👣

Пишут, что некий посетитель Эрмитажа решил себя вообразить Павлом и уселся на его трон Мальтийского ордена жопцой, сложив для удобства отдыха ноги на резную скамейку с позолотой. Жопца и ноги оказались грузными для рыцарско- госпитальерской(масонской, короче говоря) постройки, и она деформировалась на 825 тысяч рублей(плюс ещё какие- то пошлины). В общем, дядька приобрел статус варвара, с него взыскали всю сумму деняк, а трон Павла, как Великого Магистра(куколда) Мальтийского ордена отправили на реставрацию. Вот вам помпезное фото трона с рыцарской выставки(выставка меня положительно впечатлила), и напоминаю, вести себя в музеях нужно прилично и обходительно с экспонатами! Хотя я и уверена в вашей достопочтенной культуре музейного быта, вы ж не французские революционеры или советчина краснючая какая- то!

«Серебрякову видел — автопортрет у зеркала — очень милая, свежая вещь» — писал Валентин Серов декабрь — месяц, подаривший миру творчество чудесной художницы — Зинаиды Серебряковой☕️➰ обаятельные портреты, монументальные полотна на крестьянские темы, акварельные пейзажи родных мест — все то, с чем ассоциируется имя художницы 🤍совместно с историческим журналом Белгородский листок подготовили небольшую заметку о жизненном пути одной из первых русских женщин, вошедших в историю живописи (наследнице прекрасных и знаменитых художественных семей Бенуа-Лансере)

Возрождение из руин В комментариях под постом о Кёнигсбергском замке возникла довольно интересная дискуссия, суть которой сводилась к тому, имеет ли смысл восстанавливать совсем уж руинированные здания. Ведь это экономически невыгодно, а на выходе получится лужковщина. Раскрою вам страшную тайну, которую годами скрывал орден вольных каменщиков: любая реставрация экономически нецелесообразна, сохранение архитектурного наследия — это не про зарабатывание денег. Сравните стоимость здания с нуля и стоимость исторической реставрации — выгода будет явно не в пользу последнего. Опцию лужковщины никто не отменяет, и, к сожалению, примеров такого уродования масса. Но всё-таки давайте ориентироваться на хорошие примеры восстановления. Один из моих любимых и показательных — это дрезденская Фрауэнкирхе, о которой сегодня и пойдёт речь. Барочная церковь в центре Дрездена была построена в 1722 году, когда старый храм обветшал настолько, что с него ради безопасности даже сняли колокола. Заказчиком выступил польский король и саксонский курфюрст Август Сильный, а архитектором был Георг Бер, между прочим, первый человек в Германии, получивший титул архитектора. Храм совместил традиции роскошного барокко и умеренности протестантизма — стены из песчаника, изящные формы, аккуратные башенки и громадный купол, крест с которого было видно из любой части города. Фрауэнкирхе простояла больше двух веков, пока не стала жертвой англо-американских ковровых бомбардировок в 1945 году. Вернее, сами бомбардировки она выдержала, но вот огненный шторм, вызванный зажигательными снарядами, превратил её в руины, уничтожив всё внутреннее убранство и обрушив купол. После окончания войны руины в центре города оставили на 50 лет в качестве напоминания потомкам. Восстановление храма началось только после объединения Германии. За основу взяли оригинальные чертежи Георга Бера, провели раскопки, а каждый сохранившийся фрагмент с помощью специальной компьютерной программы установили на своём месте. Сейчас эти фрагменты хорошо видны — черные блоки сильно контрастируют со светлым песчаником. В целом же здание на 43 процента состоит из оригинальных частей, а венчающий церковь крест был изготовлен в Англии сыном пилота, участвовавшего в бомбардировке Дрездена. Я сам был в Фрауэнкирхе, эмоции от осознания того, что храм буквально возродили из пепла, непередаваемые. Надеюсь, что такой подход получит широкое распространение в России — слишком уж много у нас архитектурных памятников, канувших в Лету.