Субботнее. Почему евреев первыми отпустили?
В аэропорте грустит Александр Гетманов.
На этой неделе не улетел из Волгограда по причине угрозы БПЛА, ковром покрывшую царицынскую степь.
Хоть и не впервой, но надеялся, что молоко тумана, вставшее над городом, защитит от дронов.
Вечер, в воздухе терминала висят негодование и растерянность. Застряли два московских рейса - Аэрофлот и Победа, и народу порядочно.
Победовские пассажиры наиболее опешившие: если Аэрофлот сразу отложил рейс до утра, то Победа отложила только на два часа. Проходил такое: потом еще на два, и еще, если позволит совесть. По факту улетят все утром, но пассажиров лоукостера подольше подержат в аэропорту и в недоумении.
В этой связи незамедлительно вспомнился один из любимых анекдотов: брежневская Москва, преддверие Нового Года.
В «Вечерней Москве» объявляют о поступлении в продажу в Елисеевский черной икры.
На утро, несмотря на метель и мороз за -30, очередь на всю улицу Горького, конец уходит за Красную площадь.
Директор магазина вбегает к снабженцу и говорит, что вся икра разошлась по спецпайкам как союзных, так и городских партийных бонз, и икры нет. Надо что-то думать, потому как объявить об этом народу нельзя: все помнят, что от требований хлеба до свержения власти у толпы разгон катастрофически быстрый по историческим меркам.
Пусть и хлеба на полках сейчас достаточно, но к обману и воровству чинуш русский народ также нетерпим. Особенно зимой.
В общем, решили резать хвост кошке по кусочку, поэтому вначале к толпе выходит сотрудник магазина, и сообщает, что икры не так много, как желающих ее купить, и просит евреев покинуть очередь, им отпускать товар не будут.
Все же, космополиты, которые могут в любой момент под хищное крыло Голды Мейер улизнуть из страны, не самые достойные кандидаты на покупку черного золота Каспия. Очередь сокращается, но не существенно. Вьюга вальсирует по-над шапками граждан.
Далее, вновь к толпе выходит сотрудник, и, смущаясь, говорит, что ввиду ограниченности товара, продавать икру будут лишь москвичам, проверяя прописку, поэтому гостей столицы или забывших паспорт просят не терять времени.
Часть людей уходит, но все же конца очереди из-за метели не видно.
В следующий раз, когда багряное солнце в зените висит над морозной дымкой, просят очередь покинуть беспартийных. Потом - бездетных. На закате остаются только участники ВОВ. Следом - лишь награжденные государственными наградами. Конец очереди виднеется под уже зажженными фонарями.
Оставшиеся ветераны начинают разжигать костры, спасаясь от мороза проверенным фронтовым способом.
После просят остаться только тех, кто громил белогвардейцев в Гражданскую. Остается существенно меньше стариков, но эти уже закрутки свирепой судьбы, трескучий мороз испугать их просто не в состоянии.
Наконец, просят уйти тех членов партии, которые не имели дореволюционного стажа членства в ней.
Время за полночь. У дверей гастронома один дедушка блестит заиндевевшими линзами очков.
Его заводят в кабинет директора, сажают в кресло, наливают кружку горячего чая, после чего директор магазина, дотошно изучив кипу подтверждающих документов, говорит ему правду: что икры в магазине нет, и что он, директор, очень надеется на понимание такого опытного человека, все-таки старый большевик, ветеран двух войн.
-Да, я действительно старый большевик, ветеран и Гражданской, и Великой Отечественной, орденоносец, москвич, русский, двое детей, пятеро внуков, семеро правнуков.
И понимаю я, что икры нет, все же восемьдесят второй год на свете живу.
У меня только один вопрос: почему евреев первыми отпустили?