Сегодня, 84 года назад, в Ленинграде были установлены самые низкие нормы выдачи хлеба за весь период блокады. Мне удалось найти оцифрованную докладную записку, которая проясняет несколько вопросов в отношении общего объёма запасов к 20 ноября 1941 года, динамики их расходования и количества муки, которое расходовалось на выпечку хлеба в день.
Это по-настоящему ценная находка, так как в таких подробностях, как ни странно, эти цифры не были известны исследователям и нередко приходилось их выводить из данных, приведённых в работах В. Ковальчука и других историков. Смущает только то, что цифры не вполне сходятся: если при добавлении гидролизованной целлюлозы экономия муки составит 150 тонн, то получается 7756-538*2 [за 16 и 17 ноября] = 6680÷(471-150) = 20.8 дней. В расчёте же получается 18 дней. Если эти 150тн в день использовались не полностью, почему было не написать сразу истинный расход?
Даже если расход целлюлозы был меньшим, её предполагаемая пропорция несколько шокирует - почти 30%. По воспоминаниям блокадников, даже максимальное количество этой добавки в 10 процентов, на которое решились власти, делало хлеба мало съедобным, а пищевой ценности она не добавляла. Можно предположить, что приведённый ниже отрывок из воспоминаний Д. Павлова, уполномоченного ГКО по обеспечению продовольствием г. Ленинграда и Ленфронта, относится к периоду между 16 и 20 ноября, когда на заводы на 2 дня позже намеченного срока начала поступать целлюлоза.
"Вскоре Н. А. Смирнов [начальник Треста хлебопечения - А.Ш.] принес в Смольный буханку хлеба, выпеченную с примесью долгожданной целлюлозы.
Это было событие. Собрались члены Военного совета, секретари горкома партии, ответственные работники Ленгорисполкома — всем хотелось знать, что же получилось. На вид хлеб был привлекательным, с румяной коркой, а на вкус горьковато-травянистый. Съев кусок хлеба, чувствуешь во рту горечь.
— Сколько целлюлозной муки в хлебе? — спросил А. А. Кузнецов.
— Десять процентов, — ответил Смирнов. Помолчав какое-то время, он сказал: — Этот суррогат хуже всех тех, что мы использовали ранее. Пищевая ценность целлюлозной муки крайне незначительна.
Нам очень хотелось, исходя из состояния ресурсов, увеличить размеры примесей, но пришлось остановиться на десяти процентах. Замечания Смирнова охладили наш пыл. Целлюлоза не оправдала возлагавшихся на неё надежд, но все же помогла пережить критические дни осени и зимы 1941 г."
Кроме того, как видно из записки, рассматривался также вопрос о снижении норм и до 200 и 100 граммов в день соответственно. В случае даже незначительных задержек поставок или ухудшения ситуации на фронте, которые могли принудить власти к ещё большей экономии, вполне возможно, что именно цифра "100", а не "125", стала бы цифрой смерти Ленинграда.
Не менее ценным оказался проект постановления Военного Совета Ленфронта, где указано желаемое поступление муки в 1000тн в сутки с момента открытия ледовой трассы. На каких предпосылках были основаны такие ожидания руководства города и фронта и о чём оно думало, сказать сложно. В порядке предоставления контекста напомню, что первый конный обоз доставил 21 ноября 60 тонн муки (по данным начальника ледовой трассы М.Нефёдова - 19,5тн), а 23 ноября грузовики привезли 70тн. Желаемой цифры в 1000тн смогли достичь только через месяц, причём в конце декабря из-за снежных буранов и атак немецкой авиации дневной завоз упал до 600 тонн, из которых мука составляла 2/3 объёма.
В пункте, отмеченном нарисованной от руки пятёркой, виден зачаток принятого 23 ноября постановления продолжать перевозки по воде до того, как это плавание кораблей и барж по озеру станет физически невозможным. Из Новой Ладоги в Осиновец продолжали приходить корабли Ладожской Военной Флотилии, привозившие последние за эту навигацию грузы муки, но это были лишь крохи по сравнению с потребностью города. 28 ноября из Осиновца в Новую Ладогу отправится караван судов, которому не суждено будет вернуться в том году. Об этой последней отчаянной попытке привезти хоть что-то в город я рассказывал в прошлом году, озаглавив её "Операция "Отчаяние".