Телеграм канал «Структура наносит ответный удар»

В юбилейном выпуске нашего стрима мы решили устроить рэп-баттл дебаты о том, какая традиция мышления круче: просвещенческая или романтическая. Отстаивать первую буду я, вторую – коллега Серебряков, а товарищ Сюткин будет всю эту зарубу модерировать. Монтескье или Фридрих Шиллер? Эдуард Гиббон или Гельдерлин? И, кстати, кому достанутся мама с папой Кант с Гегелем? Let’s go во вторник в 20 МСК! Ждем вопросы! https://youtube.com/live/PzFNlrMumN0

Фигуры рассудка и фигуры интуиции В сочинениях классических философов, писавших о познании, почти всегда присутствует определенная двойная притягательность. Например, мы любим у Канта его строгие рассуждения о категориях и антиномиях, но также – лирические отступления об открытии острова истины в бушующем океане фантазий. Маркс оперирует понятиями идеологии и средств духовного производства, но оживляет все это образом камеры обскуры, в которой мир переворачивается в точности так же, как манчестерские политэкономы переворачивают структуру экономики вверх дном: от производства к потреблению. Современные социологи знания интересны ровно этим же. К примеру, у Эндрю Эбботта есть мудреная концепция фрактала, заимствованная из математики. Однако в паре с ней идет почти что притча о человеке, который неустанно бродит по улицам города, сворачивая то налево, то направо. В точности так же у Дональда Маккензи есть терминологически насыщенная теория перформативности, а рядом с ней – длинный ряд метафор, раскрывающих ее через вполне конкретные образы: камеры, двигателя, черного ящика, фильтра… Я бы предложил называть и то и другое фигурами. Это своего рода единицы нашего мышления. Однако стоит заметить, что, хотя первые строятся на вербальных рассуждениях, а вторые – на невербальных интуициях, они всегда тесно связаны и работают вместе на один проект. Большой мыслитель – это всегда мастер синтезировать оба ряда фигур воедино.

Величайшие политики XX века по версии кампусовских позеров: Мао, Че, Арафат. Мой список (правильный): Джавахарлал Неру, Вилли Брандт, Анастас Микоян. Да-да, я знаю, что вы напишете, что последний замарался в сталинских репрессиях. Я отвечу, что он смыл все свои грехи одним только созданием советской пивной промышленности.

Обсуждаем с женой, что нам в раннем детстве казалось особенно привлекательным и красивым. Таким, что оставило сильное впечатление до сих пор. Жена: Мне нравилась дымка над деревней, оранжево-красный закат, ледяной камыш на реке, теплота коровы, запах только что сваренного борща… Я: Блин, а мне нравился только трицератопс и танк КВ-2.

Общество государств, часть вторая Кто противостоит реалистам? Уайт группирует и либеральных, и радикальных, и даже некоторых консервативных мыслителей (например, католиков) в противоположную группу – революционистов. По мнению Уайта, так же как реалисты так или иначе восходят к Макиавелли и Гоббсу, столь разные революционисты XX века, как Толстой, Вудро Вильсон, Ленин, Иоанн Павел II, являются наследниками Иммануила Канта. В чем они сходятся? Легитимность на международной арене восходит к моральному действию. Человечество (или его моральное большинство) куда важнее, чем система государств. Необходимо приближать состояние вечного мира. Уайт относится серьезно к их критике реализма. Убежденность, что международная политика невозможна без хотя бы минималистической морали, верна и чисто эмпирически. Однако он отмечает, что революционисты очень часто проваливаются в две крайности. Одна опасная тенденция, по мнению Уайта, заключается в выводе некоторых революционистов, что международная политика никогда не может быть до конца моральной, а поэтому просто не нужно в ней участвовать. Религиозные секты, публичные интеллектуалы, анархические активисты – все они могут прийти к необходимости блюсти моральную чистоту ради нее самой. Уайт относится к этому с человеческой симпатией – он сам пришел в науку о международных отношениях из-за пацифистских убеждений. Однако он доказывает, что такая чистота в большинстве случаев оказывается крайне консервативной, поскольку никак не меняет динамику конфликтов между государствами. Другая тенденция куда проще и гораздо распространеннее. Когда те или иные революционисты все-таки приходят к власти, они сразу начинают вести себя как заправские реалисты, применяя военную и полицейскую силу направо и налево. Однако они оправдываются перед собой и перед сторонниками: якобы их применение силы морально оправдано, поскольку приближает мир. Уайт, разумеется, относится к таким случаям с едкой иронией. Без толики реалистической самокритики никакое по-настоящему моральное действие на международной арене невозможно.

Разобраться во множественных личностях Эндрю Эбботта чудовищно сложно, поэтому я последовательно сравнил его с Кристофером Ноланом, Иммануилом Кантом, сценаристами The Wire и авторами советских учебников по биологии. Это первая лекция по социологии знания на канале. Будут новые. Так что подписывайтесь. https://youtu.be/w114tvEMfSo

Разобраться во множественных личностях Эндрю Эбботта чудовищно сложно, поэтому я последовательно сравнил его с Кристофером Ноланом, Иммануилом Кантом, сценаристами The Wire и авторами советских учебников по биологии. Это первая лекция по социологии знания на канале. Будут новые. Так что подписывайтесь. https://youtu.be/w114tvEMfSo