Телеграм канал «Политфак на связи»

В этом посте ссылался на статью "How practices of digital authoritarianism harm democracy" (2025), когда писал о том, что демократии перенимают практики регулирования интернета у автократий — обещал подробнее про нее рассказать. Мне кажется, это особенно актуально на фоне новостей о том, что в следующем году европейские законодатели снова сцепятся друг с другом в борьбе за (не-)принятие законопроекта о контроле чатов. Из него путем общественного давления удалось выкинуть, собственно, само обязательное сканирование сообщений — однако теперь в проект попала инициатива обязать компании подтверждать возраст пользователей, что просто уничтожит любую анонимность в интернете. Автор статьи пишет, что за последние годы в демократических режимах появляется все больше практик, напоминающих цифровой авторитаризм: они связаны с ограничениями приватности, свободы слова, слежкой и распространением дезинформации властями. Так, в 2017 году в Германии был принят закон NetzDG, который обязывал соцсети оперативно удалять по запросу властей фейки и хейт-спич. В 2018 году похожий документ был принят во Франции. В 2019 году в Австралии частные компании обязали предоставлять силовикам доступ к зашифрованным данным пользователей для борьбы с терроризмом и организованной преступностью. Интересно, что затем эти кейсы использовались авторитарными лидерами в качестве примера для подражания. Ряд демократий, вроде США, Великобритании, Мексики или стран Европы, развивают инфраструктуру цифровой слежки: тут можно вспомнить как американское агентство NSA, так и скандалы с использованием шпионского ПО Pegasus. Также вполне себе демократически избранные политики во власти могут пользоваться интернетом для манипулирования общественным мнением. Исследовательница взяла датасет Digital Society Project, о котором я рассказывал тут, ряд индикаторов демократии от V-Dem и проверила, как переменные, связанные с практиками цифрового авторитаризма, влияют на демократию. Ожидаемо, в наибольшей степени элементы цифрового авторитаризма чаще проявляются в автократиях, чем в демократиях. Однако куда важнее то, что расширение подобных практик влияет на автократизацию. Так, расширение слежки и сбора данных государством негативно отражается на показателях гражданских свобод. Распространение государством дезинформации подрывает подотчетность и свободу самовыражения. Усиление контроля над информацией не настолько сильно вредит институтам демократии напрямую, но работает как усилитель первых двух явлений. Поэтому да, опасения о том, что усиление контроля над интернетом в демократиях может подрывать их основы, не безосновательны.

Снова поучаствовал в ежемесячной подборке каналов о российской политике и истории — можете ознакомиться и выбрать интересные для себя блоги. Добавить папку каналов

Помогает ли международная помощь демократизации? 1 июля 2025 года официально закрылось Агентство США по международному развитию, известное всему миру как USAID. На протяжении этого года вокруг ведомства бурлили громкие обсуждения. С одной стороны, спикеры MAGA-движения и администрация президента США обвиняли Агентство во всех смертных грехах: разбазаривании денег американских налогоплательщиков на продвижение «повесточки» и «цветных революций» в развивающихся странах, коррупции и неэффективности. С другой, за ведомство впряглись многие уважаемые дипломаты, ученые и правозащитники, которые стали наперебой трубить о конце американской «мягкой силы» и сворачивании множества гуманитарных программ, что приведет к гибели миллионов людей в следующие десятилетия. Лично меня мало интересует американская внутренняя политика. Однако вопрос того, насколько международная помощь действительно способствует демократизации — другое дело. Это очень живая и горячая тема, которая вызывает полыхание очень разных сторон. Так, сторонники выделения иностранной помощи говорят о том, что выделение денег продемократическим силам в лице независимых медиа, правозащитных и активистских организаций в развивающихся странах может способствовать их демократизации. «Дональд Трамп нанес сокрушительный удар по американской инфраструктуре продвижения демократии», — пишет политолог Хэл Брэндс. Лагерь противников этого подхода весьма разнообразен. Понятно, что этому явлению всячески противятся авторитарные режимы по всему миру, записывая получателей грантов в «иностранные агенты», «предателей» и «шпионов», которые, якобы, обслуживают интересы зарубежных кукловодов. Но есть и те, кто просто не считают стратегию выделения средств для поддержки демократии в других странах действительно эффективной. Вокруг обсуждений «экспорта демократии» благодаря пропагандистам с разных сторон появилось очень много стереотипов и штампов, которые мешают трезво разобраться в вопросе. В этом тексте я постараюсь их развеять и с опорой на академические работы ответить на вопрос: правда ли иностранная помощь помогает демократизации? Обсудим, как работают гранты, зачем их выделяют, и как развивались отношения российского гражданского общества с иностранными и международными организациями. Читать на Бусти Читать в Телеграме Читать на Патреоне

Увидел в колонке политолога Хэла Брэндса на Bloomberg вот такую вот инфографику (1), согласно которой в 2004 году больше половины населения проживало в демократиях, тогда как в 2024 году на такие режимы приходилось лишь 1/4 мирового населения. График, если что, настоящий и корректный — он построен на данных проекта V-Dem, который я тут тоже часто упоминаю. Однако он может несколько ввести в заблуждение читателя. Дело в том, что столь существенный провал во многом связан с тем, что с 2021 года проект стал классифицировать Индию как электоральную автократию — понятно, что перевод страны с населением в 1,4 млрд. человек из одной категории в другую приведет к таким тектоническим сдвигам (2). Действительно, сейчас мы переживаем третью волну автократизации, однако доля авторитарных режимов в мире даже не приблизилась к показателям прошлого отката демократии 1960-1970-х, когда под властью диктатур находилась большая часть Евразии, вся Африка и почти вся Латинская Америка (3).

​​«Политфак на связи» продолжает рассуждения о демократизациях партийных режимов. Опираясь на эмпирические данные, он указывает, что партийные автократии подобно монархиям в среднем «живут» дольше персоналистских или военных диктатур. Александр вспоминает пример Институционально-революционной партии (ИРП) в Мексике, которая непрерывно правила страной с 1929 по 2000 гг., хотя другие политические силы не были запрещены и даже участвовали в выборах. Впрочем, правящая партия активно использовала административный ресурс, а также вбросы и фальсификации, так что длительное время выборы никак не подрывали партийную монополию. Подробнее об этом можно прочитать в работе «Voting for Autocracy: Hegemonic Party Survival and its Demise in Mexico». ИРП была создана, чтобы объединить многочисленных каудильо – победителей Мексиканской революции 1910-х гг., предотвратить гражданскую войну между ними и не допустить возникновения единоличного диктатора. С этой задачей ИРП блестяще справилась: на протяжении 71 года партия сдерживала персоналистские амбиции президентов, которые могли править лишь один шестилетний срок, а затем уходили в отставку. Впрочем, уходящий глава государства имел привилегию определять своего преемника – эту практику называли «dedazo» (букв. «указание пальцем»). Ещё одним обоснованием непрерывного правления ИРП являлась социально-экономическая модернизация, которая до поры до времени примиряла с авторитаризмом большую часть мексиканской интеллигенции. Перелом случился в 1968 г., когда армия расстреляла демонстрацию левых студентов в Тлателолько, после чего часть интеллигенции отшатнулась от режима. ИРП начинала как социалистическая партия левых популистов, но со временем всё больше правела и в результате масштабного экономического кризиса 1980-х гг. окончательно сдвинулась в сторону неолиберальных рыночных реформ. Идейный кризис привёл к расколу – выходу левого крыла во главе с сыном одного из бывших президентов по фамилии Карденас, который самостоятельно пошёл на выборы 1988 г. В итоге путём массовых вбросов и фальсификаций кандидату от ИРП натянули победу с результатом в 50% – самым низким за всю историю режима, тогда как Карденас официально набрал 31%. Споры идут лишь о том, была ли победа украдена у оппозиционера, или правящая партия всё же обошла его, набрав относительное, а не абсолютное большинство. Экономический и идеологический кризисы 1980-х гг. снизили терпимость к коррупции ИРП и усилили оппозицию. Христианские демократы стали побеждать на региональных выборах, а радикальная часть левых в 1994 г. подняла Сапатистское восстание в штате Чьяпас. С одной стороны, оно позволило ИРП победить на выборах 1994 г. в качестве гаранта «стабильности», но с другой вынудило согласиться на реформу избирательного законодательства, чтобы умиротворить оппозицию и не допустить её радикализации. В итоге в 1997 г. ИРП впервые лишилась абсолютного большинства в Палате депутатов. На президентских выборах 2000 г. партия отказалась от «dedazo» и провела праймериз, но это не помогло – новым главой государства был избран христианский демократ Винсенте Фокс, который завершил эпоху 71-летнего режима однопартийной гегемонии. Впрочем, ИРП никуда не делась и ещё 20 лет оставалась важным игроком демократической мексиканской политики. Более того, с 2012 по 2018 гг. её представитель Энрике Пенья Ньето вновь занимал президентское кресло. Настоящий упадок партии начался с 2018 г. То же самое происходит и с христианскими демократами, и с социал-демократами (сейчас все три старых конкурента находятся в одной коалиции). Всё дело в усилении левого Движения национального возрождения (Morena), которое, судя по всему, возрождает «золотые времена» ранней ИРП 1930-х – социалистический популизм, патернализм, национализм и партийное доминирование во всех государственных органах при формальной многопартийности. Подробнее об этом советую читать у Ивана Косиченко на канале «Para todo mal».

Стальной шлем приводит несколько примеров того, как политические партии в автократиях сами становились проводниками демократизации: Фаланга во франкистской Испании и Национальная партия в ЮАР. Пожалуй, можно вспомнить еще пару любопытных кейсов: Институционально-революционную партию в Мексике или социалистические режимы в Восточной Европе, которые сменились демократией. В первом случае сами функционеры партии пошли по пути реформ, которые раскололи былое единство организации и привели в конечном счете к либерализации режима. В примерах с восточноевропейскими режимами партийные элиты согласились с мирным транзитом власти в обмен на свою безопасность и участие в будущем переходе к рынку. Действительно, известное исследование тех же Геддес, Райт и Франц показывает, что среди автократий партийные режимы несколько чаще демократизируются, чем персоналистские, но реже военных. При этом именно партийные режимы наряду с монархиями в среднем живут дольше других видов автократий. Эти особенности партийных режимов связаны с тем, что в них доминирующие партии обеспечивают передачу власти внутри себя от лидера к лидеру по четким процедурам, элиты ограничивают власть первого лица, а развитая партийная инфраструктура работает на низовую поддержку режима. Первыми двумя пунктами как раз обделены персоналистские режимы, а последним — военные. Все эти явления проверены эмпирически — можете почитать уже упомянутый рисерч Геддес и соавторов, а также исследование того же Ройтера о факторах устойчивости доминирующих партий в автократиях. А если интересно узнать больше о том, как эта система работает на практике, в особенности обеспечение лояльности населения, советую ознакомиться с работой ""Voting for Autocracy: Hegemonic Party Survival and its Demise in Mexico" (2009) за авторством политолога Беатрис Магалони — как раз о партийном режиме ИРП в Мексике, который просуществовал аж 70 лет.

Поздравляю всех с очередным военным переворотом в Западной Африке — на этот раз в Гвинее-Биссау, где вчера командование сухопутных войск арестовало президента Умару Сисоку Эмбало после объявленной им победы в первом туре президентских выборов. Судя по всему, случилось это из-за возмущения армии тем, что в последние годы Эмбало концентрировал власть в своих руках, а также не допустил до национальных выборов партию ПАИГК и ее кандидата в президента — структуры, доминировавшей во внутренней политике страны на протяжении большей части ее истории. Об этом же пишет и Григорий Голосов. С 2010 года страна пережила пять попыток военного переворота, причем две — при нынешнем президенте. Получается, что эта уже шестая, а также вторая, которая закончилась успехом: прошлый удачный случай произошел еще в 2012 году. Самое время почитать статью о военных режимах и переворотах по мотивам недавней книги Голосова, а также ряда других работ, если еще не.