Телеграм канал «Дневник семиреченского пилигрима»

Друзья, посмотрите на эти две уникальнейшие фотографии! Это реконструкция интерьера нашего Вознесенского кафедрального собора начала ХХ века. Таких снимков сохранилось всего два. Между ними чуть более двадцати лет. На первом собор готовится к освящению. А на втором уже видно, что жизнь ушла: рабочие, мужчины стоят в шапках, кто-то проходит по солее так, будто перед ним просто помещение, а не храм. И это не их вина. Просто к этому времени храм стал уже никому не нужным. Когда осенью 1929 года его закрывали, в документах так и записали: «в связи с малым количеством прихожан и отсутствием необходимости в дальнейшем религиозном использовании». Просто люди перестали приходить. Перестали молиться. Перестали считать важным. И тогда храм перестал быть храмом. Стал радиостанцией, потом музеем. Собор держится не на золоте и не на стенах. Он держится на тех, кто в нём стоит и молится. Пока мы приходим, пока есть молитва, пока мы не бросаем церковь ради удобства или усталости - храм живёт. Если оставить - он умирает очень быстро, и это происходит почти незаметно. Вот почему так важно не оставлять храм. Не «когда будет время», не «по большим праздникам», а просто быть ему причастным. Потому что если в какой-то момент верующие сами уходят, место занимает пустота. А пустота, как мы видим, потом легко заполняется равнодушием. Поэтому всё очень просто: пока мы в храме , - храм существует.

...Иногда меня спрашивают: почему ты решил стать священником? Отвечал обычно по-разному, по настроению. Иногда коротко: «Бог призвал». Иногда долго, рассуждая о путях, знаках, о внутреннем опыте. Но недавно я вдруг вспомнил, что именно когда-то перевернуло во мне внутренний мир. Это вроде бы как была весна 1991 года, в журнале «Новый мир» напечатали отрывки воспоминаний исповедника Сергея Фуделя «У стен Церкви». И там вот эти слова. Их достаточно просто прочитать: "Есть вера-обычай и есть вера-ощущение. Нам всегда удобнее пребывать в первой, каков бы ни был в нас этот обычай - бытовой или рациональный, как у сектантов. Обычай ни к чему духовно трудному не обязывает. Вера-ощущение требует подвига жизни: труда, любви и смирения. И только она дает ощущение Церкви, которого в нас так ужасно мало, о котором мы часто даже и не слышали. «Какое там еще ощущение Церкви!» Может быть, это даже какое-то новое раскольничество? Вот только к этому ощущению реальности святой Церкви, к ощущению ее святого пребывания в истории и вели многих из нас годы тюремной и ссыльной жизни. Помню одно ноябрьское утро в камере 1922 года. Ноябрьское утро бывает темнее декабрьского, если снег еще не покрывает землю. Это самое одинокое время года, время тоски и природы и сердца. И в такое утро особенно трудно вставать. Откроешь глаза - и вот все та же пыльная лампочка, горевшая, по правилам, всю долгую ночь. В коридоре еще тихо, только где-то внизу хлопнула дверь. Но я вижу, что о. Валентин и о. Василий уже встают, и вдруг стену внутреннего холода пробивает, как луч, теплая, победоносная мысль: да ведь сегодня будут служить литургию! Сегодня там, на маленьком столике у окна, опять загорится огонь и через все стены и холод опять поднимется за всех людей, за всю страдающую землю жестяная тюремная чаша. «Твоя от Твоих, Тебе приносяще о всех и за вся» - у нас нет ничего, кроме этого, но именно в этом больше всего нуждается мир." И вот тогда, много лет назад, я понял: стать священником - это не про профессию, не про выбор и не про решение. Это про то, чтобы однажды почувствовать что Церковь реальна. Не как институт, не как привычка, не как форма. А как живое Тело, дышащее, страдающее, любящее. И если хоть раз, хоть на мгновение человек ощутит это, - он уже не сможет жить иначе. Не потому что так «надо». А потому что это становится жизнью. И сегодня, спустя годы, я отвечаю проще: Я стал священником потому, что однажды ощутил Церковь живой. И с тех пор стараюсь не потерять это ощущение.

Когда дойдут до святцев… Когда дойдут до святцев — поздно спорить. Их с храмов вынесут, без слез и лишних слов Случится, что покинут аналои Наш русский Сергий, Серафим, Рублёв. Казанская не впишется в порядок Заступница усердная, и шо? Им ничего москальского не надо, «Свій Бог, своя земля, своє добро!» На свалку Пушкина, за Карла под Полтавой И Бродского — за русский аромат Припомнят Гоголю его акцент державный, Историю напишет Старший брат. А что им до акафистов и гимнов? Им не впервой менять язык и флаг. То присягали Речи Посполитой Потом Петру, чтоб пенсию в рублях И всё пойдёт по новой: храм — в руины, Иконы — в печь, а лавру за долги Почаевская тоже их покинет И стопочки своей сотрёт следы. 4 ноября 2025 Александр Суворов

​Одигитрия Смутного времени. На земле басурманского племени, Средь кострищ, что чурались волхвы, Одигитрия Смутного времени Лик явила вдали от Москвы. В утешенье простому народу, Среди боли, страданий, чумы, Обрела Ты девицу – Матрону, Чтоб в Россию поверили мы. Мир – кровящие в бездну ступени - Страх опричнины выгрыз сердца́, Вновь вставала страна на колени, Обретая Тобою Творца. Больше века безмолвна София, На Влахерне отбиты орлы, Герб как крест примеряла Россия, Как наследство из пепла и мглы. Отложил обречённость распада, Образ Твой наяву и в молве: Ты являлась бойцам Сталинграда, Как в семнадцатом — граду Москве. И, наследников тяжкого бремени, Теплохладностью, сбитых с пути, Одигитрия Смутного времени, Нас покровом Своим освяти. А.С. 4.XI.2021. Ночное. Казанской Иконе Божией Матери.

Сегодняшняя литургия. Без фильтров, ИИ и фотошопа. Иногда свет в храме играет так, что становится невозможно не задуматься. Это обычный момент богослужения. Но луч упал так, что фигура архиерея словно озарилась особым сиянием. Конечно, это лишь преломление света. И всё же оно символично. Епископ на Литургии - образ Самого Христа, Который «восседает на престоле славы» (Евр. 8:1–3). И в этот миг будто открылось то, что обычно невидимо: Христос посреди Своего народа. Никаких чудес, кроме одного, - присутствия Божия, которое всегда с нами, просто не всегда мы его замечаем. Но «Свет Христов просвещает всех». Фото: Евгения Савельева, «Во свете» - епископ Вениамин (Рудый)

Вопрос - ответ. А можно ли молиться и ставить свечи в церкви за усопших друзей другой веры? Я всегда их упоминаю когда бываю в церкви. Не нарушаю ли я какие либо церковные правила? Ответ: — да, можно, но важно понимать разницу между личной молитвой и молитвой литургической. Свеча — это знак личной молитвы, выражение нашей любви, упований. Поставить свечу можно за любого человека: за родного, за друга, даже за врага. Ведь Господь «воссылает солнце Своё на злых и добрых» (Мф. 5:45). Если вы ставите свечу и молитесь — пусть тихо, своими словами — о некрещённом, вы выражаете любовь и желание его спасения. Такая молитва не только допустима, но и добра. Однако в литургической жизни Церкви — на проскомидии, во время литургии, панихид — поминаются только члены Церкви, то есть крещённые. Почему? Потому что Евхаристия — это не просто молитва, а Таинство Жертвы Христовой. И участие в ней возможно только для тех, кто соединён со Христом через Крещение и Миропомазание. Именно поэтому Церковь не может возносить заупокойные или заздравные записки о некрещённых — не из равнодушия, а потому что всё, что связано с бескровной Жертвой Христовой, принадлежит Телу Церкви. Но есть и другая форма церковной молитвы — молебен. Его можно заказать и за некрещённого, особенно если речь идёт о просьбе о здравии, о пути к вере, о просвещении сердца. Здесь Церковь не отвергает человека, а просит, чтобы Господь Сам коснулся его души. (Молимся же мы об оглашенных.) Так что свеча — это символ нашей личной любви и молитвы, а литургическое поминовение — участие во Христе. И если вы ставите свечу за некрещённого — ставьте её с верой и со словами: «Господи, по великой милости Твоей, просвети и спаси того, кого я люблю». Господь услышит. Потому что любовь — выше всяких границ, а молитва — это дыхание любви. И ещё одно важное замечание. Не нужно бояться тех, кто намеренно ставит свечи «за упокой» о живых людях. Церковь не верит в приметы и суеверия. Как сказал апостол Павел, «идол в мире — ничто» (1 Кор. 8:4). Свеча — это не цифровой запрос машине, где важно соблюсти алгоритм, это образ молитвы к живому Богу, Который Сам знает, кто жив, кто болен, кто нуждается в утешении. Бог разберётся точно. Потому не бойтесь ошибок, не бойтесь суеверий — бойтесь равнодушия. Протоиерей Александр Суворов.

Размышление в Дмитриевскую субботу. Поминальные дни — дни особые. Церковь как будто ставит зеркало перед каждым из нас и спрашивает: помнишь ли ты свой род, свои корни, тех, кто трудился, верил, жил до тебя? Ведь молитва об усопших — это не только долг благодарности, но и акт любви, восстанавливающий связь поколений. Я позволю себе личное наблюдение — совсем не догматическое, а пастырское. За годы служения я заметил одну удивительную вещь. Когда на Крещении младенец спокоен, улыбается, словно чувствует нечто светлое — это часто говорит о том, что его род молитвенный. За ним стоят души, не забытые у Бога, те, кто уже вошёл в радость Господа, но продолжают помнить своих потомков. Ведь у Бога нет мёртвых. Есть только живые — в разных состояниях, в разных мирах, но живые. И Церковь земная, воинствующая, и Церковь торжествующая — это одно тело Христово. Когда рождается новый человек и принимает Крещение, род словно радуется: вот ещё одна душа, ещё одна надежда на спасение, ещё один, кто продолжит молитвенную нить. Бывает и наоборот: ребёнок беспокоится, плачет, словно внутренне противится. Конечно, причины бывают самые простые — животик, усталость, просто нет настроения. Но порой чувствуешь: род ослаблен, молитвенные корни пересохшие. В такие моменты особенно важно, чтобы в роду нашёлся хоть один человек, который снова начнёт молиться — за всех, за забытых, за тех, кого не поминают. Священное Писание говорит, что ангелы хранители «всегда видят лице Отца Моего Небесного» (Мф. 18:10). Равно как и праведники, достигшие совершенства. А значит, они и нас не забывают — по любви своей, по состраданию. Они — как светильники, что продолжают гореть в вечности, освещая наш путь. Потому молитва за усопших — это не взгляд в прошлое, а встреча в настоящем. В каждом поминании мы не просто вспоминаем умерших, а прикасаемся к вечной жизни, где любовь сильнее смерти. И если мы молимся о них — они, несомненно, молятся о нас. Протоиерей Александр Суворов