Однажды Георгий смотрел видео, как журналисты телеканала «Москва24» веселятся на тему – вот бы упал самолёт, где на борту находится 425 человек, как же нам всем сразу в редакции будет классно!
Девица на экране заявляет – «Пассажирский самолет подал сигнал бедствия, и, собственно говоря, мы с коллегой говорим: “Вот бы уже хоть что-то случилось, чтобы мы поработали как надо, в оперативном режиме». Затем она обращается к парню за соседним столом: «Да, Илюх? Ты хочешь, чтобы прям фарш был?». Коллега улыбается и радостно кивает. Затем дама добавляет – «Посмотрите на его довольное лицо. А я тоже хочу».
То есть, на борту 425 человек. А она хочет, чтобы из них был фарш, тогда им аврал, денег заработают. Интересно, заявляла бы дама такое, если б на борту присутствовала вся её семья, и как круто она бы выглядела?
Ну, бля. Тут дело даже не в цинизме. Все циники в прессе, без данного чувства в психушку в этой профессии попадёшь. Чёрный юмор – аналогично, не редкость. Но здесь другой аспект. Человек снимает такое видео с пожеланиями, чтобы авиалайнер с сотнями людей наебнулся, и выкладывает в телегу в публичный доступ.
И даже не понимает, что ляпнул что-то прям очень плохое. Ему это и в голову не приходит.
Георгий неоднократно высказывался на тему, что журналистика умерла. И конкретный случай – он показывает, что да, тело нисколечки не функционирует. За последние десятки лет Георгий наблюдал, как СМИ постоянно деградировали, причём довольно быстро. Нужна сенсация, нужен громкий случай, нужен скандал – мы коммерческая структура, мы хотим денег. Больше просмотров, перепостов, лайков, чтобы заработать на рекламе. Качество статьи и видеорепортажа всем по барабану – только святые лайки, перепосты, счётчик прочтений. Георгий знает приличное количество людей, покинувших журналистику навсегда, ибо их вконец заебали. Твой репортаж, даже отличный, никому не нужен, когда нет рейтинга. Для чего ехать в командировку и тратить кучу денег, если миллион прочтений на сайте получит написанный на коленке текст «10 способов засолки огурцов?».
Далее, происходит профдеформация. Нужен инфоповод, быстрая реакция, и никакого сочувствия. До сочувствия ли, если надо выполнить задачу, любой ценой достать эксклюзив, со свистом обойти коллег, чтобы похвалили на летучке, и дали премию? Для кого-то авиакатастрофа – драма, для кого-то – рабочий момент. Георгий лично знал людей, в девяностых работавших на катастрофах, терактах, войнах. Огромный стресс, с трудом переносили, запивали водкой, срывали нервы. А нынче вот так – играючи. Пусть покрошатся людишки, смешно, ахахахах.
Коллеги высказываются – налицо болезнь медиасреды. Да нет – это уже не болезнь, это смерть.
Я помню, как журналисты переживали в интервью и репортажах о судьбах своих героев, их трудностях. Обсуждали, сочувствовали. И критиковали, и отрицали: но делали это как люди, переживающие всем сердцем. Это было что-то живое, настоящее. Сейчас – а хули, «да будет фарш». 425 человек, которые ничего ей не сделали.
Георгий не будет строить из себя ангела. У него грехов – паровоз не потащит. Но он не обсуждает такие вещи публично, и не считает, что делать так - в порядке вещей. Журналист не должен вести себя подобным образом. Что чувствовали родственники пассажиров, глядя на это «чудесное» видео? Что они хотели сделать с умной девушкой?
Георгию 54 года, он повидал в жизни достаточно. Его ничем не прошибёшь. Ну, раньше так думал. А потом он встречается в Риге на интервью с бывшей узницей Саласпилса, и та рассказывает, как дети в бараке умирали прямо за обеденным столом, а другие, пока на полу бились тела в конвульсиях, набрасывались на их еду. Пришёл Георгий в отель, сел на кровать, и воздуха глотнуть не может. Махнул рукой, хлопнул дверью, вышел за водкой.
Но девочке из телевизора тут фарша не хватило бы, наверное.
Как я рад, что мои дети никогда не будут работать в журналистике.
Нехуй там делать уже.
(с) Zотов