Этим летом глубоко трогают душу птицы, особенно птенцы.
Я и спасала из гнезда выпавших — целой спасательной операцией и кепкой сына в качестве гнезда и ремонтом старого гнезда, и наблюдала из самого любимого окна на свете — слеток, тоненьких, юрких и робких птенцов синицы, что стараются держаться вместе в своих первых пробах полета на рассвете, и просто часто показываю дочке птиц, утят крошечных, а она восторженно пищит — сама птенец еще.
Я все думаю, какая это большая задача — поставить своих птенцов на крыло. Один сын вступил в подростковый возраст, он пробует ощущать свою взрослость, достоинство, ценности, ответственность за свою жизнь, у него появились амбиции и цели, и это меня безумно радует, я ради этого готова сильно напрягаться, чтоб смочь поддержать его в этом, дав возможности.
Другой сын в стадии выбора колледжа, ему эта его жизнь еще ощущается сырой и непонятной, кем он хочет стать, как это все устроено, что от чего зависит… я думаю тут не только о поддержке возможностей, но и о трансляции — долженствования или удовольствия от взрослой жизни, радости или груза ответственности за свою жизнь. О благословении и доверии думаю. Еще один сын ощущает свою жизнь в своих руках, и кажется, его это пугает, но вроде спустя год он уже может выдерживать это. Он принимает трудные решения, такие, в которых я не могу советовать, потому что они могут оказаться судьбоносными. Мне страшно, и я сама не знаю, как верно.
Но больше всего я думаю про отпускание своих детей из гнезда. Не просто думаю — чувствую, проживаю.
Думаю о том, что подарить жизнь — это куда больше, чем просто однажды родить ребенка, таким образом ему ее дав.
И даже куда больше, чем эту жизнь продолжать ему дарить — любовью, заботой, знакомством с ней через воспитание и образование, и стараться не забирать ее из него — нелюбовью, пренебрежением, холодом, отвержением, унижением, игнорированием.
Подарить жизнь — это еще и отдать ему ее полностью, когда он стал взрослым. Разрешить другому распоряжаться твоим подарком на его собственное усмотрение, не контролируя, так ли он на твой взгляд бережен с ней, на то ли тратит, так ли использует. На то это и подарок. И в этом его честность.
Отпустить в жизнь — это не давить своими ожиданиями от его жизни, он тебе за этот подарок ничего не должен, это не сделка, а именно дар. Все отданное ему — силы твоего тела, соки и вещества — из самых костей, из крови, из твоего времени и здоровья — сна, молока, ношения на себе, из денег, и снова потому сил твоей души и ума, — отдаваемые преимущественно детям, все это — просто отпускается, дарится другому человеку: твоему сыну или дочери.
Его полет точно не должен быть отягощен чувством вины, что он не соответствует по высоте, по скорости. Туда ли он летит — не твое дело.
Твое — всегда быть открытой обнять, приголубить, и снова отпустить.
Безусловная материнская любовь — это не только любовь к ребенку, но и безусловная любовь к жизни ребенка, к тому, какой она складывается, особенно в том, где она как будто не складывается, к ее переломам, изгибам, инаковости и отличию от твоей. Это любовь к его успехам и достижениям, к его превосходству над тобой. Просто — любовь.
Наверное, именно любовь и есть ветер в их крылья.
Как бы больно, тревожно, страшно ни было. Сколько бы сил это не забирало из твоего сна, волос, души, пока ты ничего уже не можешь сделать — ни уберечь, ни повлиять, ни защитить. Это и не было бы правильным.
Сначала, когда они маленькие, мы страдаем от материнского всесилия, от ужаса ответственности.
А потом, когда они вырастают, мы страдаем от материнского бессилия, от ужаса бесконтрольности.
И это все путь матери, вот и все.