Памятник, который все путают: кто на самом деле стоит у «Кропоткинской»?
Если пройтись от метро «Кропоткинская» по направлению к Пречистенке, вы наверняка заметите массивную фигуру мужчины с развевающимся пальто. Многие прохожие, особенно туристы, уверены: это сам князь Пётр Кропоткин — анархист, философ, в честь которого названа станция метро.
Логично? Вроде бы да. Но — нет.
На самом деле перед нами Фридрих Энгельс — немецкий философ, ближайший соратник Карла Маркса и один из авторов «Манифеста коммунистической партии». И стоит он здесь не случайно, но и не совсем логично с точки зрения топографии Москвы.
До 1970-х на этом месте стоял двухэтажный дом XIX века — типичная городская постройка с лавками. Но в 1972 году его снесли. Не из-за ветхости, а по более “высокой” причине: в Москву собирался с визитом президент США Ричард Никсон. Советскому руководству захотелось, чтобы столица выглядела особенно “представительно”. На месте старого дома разбили аккуратный сквер, высадили липы — так появилась новая часть Кропоткинской площади.
Спустя три года, в 1975-м, ЦК КПСС и Совет Министров СССР решили: здесь будет памятник Энгельсу. Место выбрали по трём причинам. Во-первых, рядом находился Музей Маркса и Энгельса (в Большом Знаменском переулке). Во-вторых, до памятника Марксу у Большого театра — рукой подать, философы снова “в паре”. И, наконец, площадка хорошо освещалась и визуально уравновешивала ансамбль площади. Первоначально, кстати, рассматривали Боровицкую площадь — там после сноса старой застройки как раз было место. Но остановились на Пречистенке.
В советские годы про Энгельса писали с восторгом — как про “величественный символ братства народов”. Но уже в 1990-е тон резко сменился: в газетах обсуждали, что “монумент не вписывается в архитектурный ансамбль Пречистенки”. Когда началось восстановление храма Христа Спасителя, дискуссия вспыхнула с новой силой: как соседствуют “атеист Энгельс” и православная святыня?
Однако памятник остался. Более того, сегодня его включают в экскурсии по “идеологическому слою Москвы XX века”. Он напоминает о времени, когда идеология буквально формировала облик города.