В тропиках я всегда начинаю получше выглядеть. С обугленным красным носом, с которого опадают фрагменты, с выгоревшими в язвы проборами, черными коленками и плечами, красной грудью, которая-таки всегда принимает на себя удар солнца, потому что ей вперед я езжу на мотоцикле. В затертых шортиках с дырой между ног. В прогнившем солью старинном топе. В сандалях – понимаете, да? В сандалях. Не в стриптизерских каблуках, в общем, призванных удлиннить мои полноватые ноги, а в сандалях, которые в пору носить выбрасывать мусор в Питере.

Тут не пользуешься косметикой, лишь иногда подводя глаза, чтобы охуеть оттого, как они увеличились. Тут не втираешь в волосы масло, кондиционер и залупу из спирта с эссенцией, чтобы расчесать непослушную гриву. Тут нет духов за сорок тысяч рублей – и это я еще про довоенные цены. Нет концертных ресниц нарощенных, маникюра, педикюра и тряпок. Вот этих – черных, ассиметричненьких. Подчеркивающих глубину декольте и скрывающих пару валиков, что зачем-то набухли в районе лифчика – но на спине, а не там, где надо. Вообще тут выглядишь как заправский бомжара, если разбирать тебя на отдельные фракции. Но общий вид – ты королева дорог. Ты пахнешь пылью – и немного кокосом. И, каждый день свой встречая пивом – ты похудела уже как чертова мать, какую ангелы в центрифуге крутили. Тебя тошнило, у тебя обезвоживание – и ты вдруг видишь сосуды и кости в таких местах, где их быть не должно. Или должно? Но ты раньше не видела. Ты как-то легче. Изящней. Стройнее. Хоть жрешь как кит, в том числе – и на ночь. И вот ну как эта схема работает? Оно вот так почему происходит?

Ты в Петербурге про слово «хлеб» не то что думать, ты вспомнить боишься. Спагетти, рис, ПИВО? Ебаныйврот, это еще что вообще за отрава. От углеводов ты всегда уворачиваешься, как будто это ведро стрихнина. Поскольку знаешь - раздует рожу. Осядет валиком на запястьях. Уж, чай, не девочка, не шешнадцать. Нельзя пельмени-то жрать с батоном. Тут ты - страшенный сон диетолога: у тебя тосты по всякому случаю. Не в смысле тосты к бокалу вина, а в смысле хлеб с двух сторон поджаренный. С вареньем. С пивом. С ведром лапши. И вроде думаешь - может, двигаюсь? Какое, блядь, я же с двух колес еще ни разу всерьез не слезала. Я даже в этот вот магазин, что на районе - пять минуток буквально – все время езжу, а не хожу. Ну, может, плаваешь? Ну, конечно. Вот этот, знаете, супер-стиль, что называется «копибара на отдыхе». Когда висишь в море по губу - и даже бровью своей не двигаешь.

И получается, например, что дело-то не в диетах сраных, а тупо в климате. Витамин какой-то «Д», что ли, так работает, какого в Питер не завезли, а он был нужен, чтоб быть получше. Посимметричнее. А не отек размером с бабу по случаю осени.

Гантели, вон, на веранде лежат. И если взять их на месяц в руки - я еще стану как в двадцать лет - худой и гибкой, как в центрифуге. Но лучше пиво пока возьму. Второе - ладно, открою подруге.

Самое смешное, что меня до сих пор приглашают работать в какие-то офисы. Прямо пишут: у нас тут в Москве оупенспейс и бесплатное печенье с вареньем. Коллектив молодой и творческий. Управленцы учились в Гарварде. Как-то ездила я в такой офис. Очень долго выбирала одежду. В Петербурге-то ходят как падают – лучше в грязном, один хрен наружа пыльная. Лучше в сером, коричневом, черном. Лучше в кожаном, чтоб не промокло. А в Москве все сверкают брендами: лишь бы чистенько, из новой коллекции.

Этикеткою чтоб всем в рыло. Баленсиага, в кулак не сморкаюсь.

И, действительно, молодые: курят айкос и ездят на этих... бля, ну как их? Подставках под вейперов. Двухколёсных, одноколёсных. И такие все позитивные, что мне кажется будто бы кто-то наркоманскую столицу России перенес поближе к Кремлю.

Мы там сразу выглядим бедными, сумасшедшими и бездомными. Нас там сразу встречают с порога: потому что ещё ведь въебёмся в эти двери-то их прозрачные. Оупенспейс - это знаете, чо это? Это вот прозрачные стены. Чтобы главный тимлид по ивентам видел как руководитель компании чешет яйца статуэткой "Red Apple". Которую в прошлом году взял на конкурсе.

Походила у них по офису. Дважды бегала в туалет. Раз - отмыть Петербург с калошек. Два - плеваться какой-то фалафелью. А потом меня привели в помещение, где сидело штук сорок детей. Ну, таких вот, двадцатилетних. После курсов Максима Ильяхова. От которого я бы тоже забежала разок в туалет. И они мне на чопорных щщах два часа прям всерьез вещали, что хотят, дескать вот понять, что в башке у тридцатилетних. Что они молодая компания, ориентированная на разные группы. И им нужен какой-то пастырь, чтоб провел их среди этих странных, непонятных стареющих граждан без доверия к их продукту. И вот этот вот пастырь - я. Вот печенье, а вот - варенье. Расскажите нам ваш тимбилдинг, мы дадим вам четыре зарплаты.

– Я, вообще-то, тимбилдинг путаю с упражнениями для вагины. А еще мне почти что сорок. Вы вот это вот тут серьезно?

В общем, плохо поговорили. Я еще в туалет сходила. А потом поехала в гости к очень странной московской женщине. Ей тридцатник как раз - это круто. И она мне тогда показала секс–качели и секс–табуретку. Мол, вот здесь у меня туалет, здесь второй туалет, тут гостиная, ну а это вот секс–качели. Очень славно поговорили: о проблемах психолингвистики, об упражнениях для вагины.

Я потом им еще звонила. Мол, распарсила тут одну голову - и могу рассказать, что внутри. Если вы еще заинтересованы. Но они вдруг не захотели и небрежно бросили трубку. Я с тех пор прямо сразу знаю, что в их офисах не приживусь. Но зачем-то вот снова пишут. Что, ильяховцы не справляются? Ну, поставьте им секс-табуретки. Я чертёж сейчас набросаю.

Здравствуйте. А я-то думаю, чего пиво горчит? А оно вона как.

Или вот спрашивают меня: скучаю ли я по Питеру.

Ну, пожалуй, скучаю, я ж им отравлена, как малютка в пустыне Гоби, которому маленького скорпиона в люльку подкидывают, чтобы он к яду с пелёнок привык. Питер – это такой же яд, чем больше живешь – тем он больше тебя отравляет. И в самые красивые пейзажи планеты ты привезешь с собой этот яд. И будешь просыпаться в поту среди ночи – тоскуя о чем-то совершенно горчайшем, предательском, одиноком – но ставшим тобой. Так вышло, ничего не поделаешь.

Просыпаясь среди ночи в джунглях – с видом на море, бассейн и пальмы – я, конечно, пытаюсь выяснить: чего ж тебе не живется-то в тепле и в изумительных красках? И задаю себе самый главный вопрос, о который всегда разбиваю рожу. И который, я думаю, вывез бы меня в любой эмиграции окончательной: а по тебе-то там кто скучает?

Может, те, кого ты зовешь друзьями? У них есть жены, мужья, свои планы, свои визы в другие страны, свои другие теплые люди. Ты переменная, которую легко вынести за скобки их жизни – и ничего-то там не поменяется.

Может, те, кого ты зовешь любовниками? У них есть и жены, и планы. А если нет – то вот-вот – и будут, потому что мы все устаем и от жизни, и от вечного рок-н-ролла безумного. Неприкаянность хороша в двадцать семь, но если ты не сдох как Кобейн или Хендрикс – то давай, заводи козу, строй свой домик в прериях, женись, размножайся.

Продавщица в мясном? Шесть барменов? Твои приятельницы в пабах и барах? Так называемая тусовка своих? Да боже правый, нет ни единой душонки, которая бы всерьез по тебе тосковала. Просыпалась в ночи – и ходила, башкой сбивая углы и спрашивая: да что ж такое, вот была же тут - и было мне абсолютно похуй, а щас как будто отрезали ногу – и хожу инвалидом, спотыкаюсь о память.

Получается, и я не скучаю по Питеру. По стенам же как-то глупо скучать? По улицам, лицам - тоже безумие. Поскольку – кто-то же должен ждать? А раз не ждет - будем тут селиться. Какая разница, вашу мать.

И, все же, не понимаю я этих баб, которые с мужиками общаться никак не научатся. И либо бесятся, либо косячат, либо всё делают не так – после чего удивляются одиночеству, френдзоне или постоянной обструкции. Ну вам же еще в советские времена все показали, вы что, пропустили коучинг? Все эти новомодные курсы – они же слизаны просто в копейку с мультика про «Влюбчивую ворону». Черт знает еще, когда нарисованному.

Ну прямо же библия мужеведения, практическое руководство для всяких лишенцев. Не косой, а раскосый. Не лысый, а высоколобый. Не чмошник, а искренний. Не гопник, а альфач.

Не жиробас, а внушительный. Не говноед, а широких взглядов. Не неандерталец, а традиционных устоев. Не импотент, а тонкой душевной организации. Не нищеброд – а непризнанный гений. Не свинота, а брутальный мужчина. Не алкаш, а великий художник.

Смотришь на него исподлобья, глаза закатываешь – и городишь эту чушь, роняя слюни на грудь – желательно, голую, чтобы сразу. Голая грудь их от критического мышления отвлекает, если такое вообще имело место. Обычно-то оно на себя не накладывается, потому что ему еще мама внушала, что он не обоссался, а напрудил – то есть, пруд сделал, прям как дерево, не обосрался - а перенервничал, не натошнил мимо унитаза – а низвергнул из себя всё лишнее. Не знаю, тупая лесть – это же только для женщин как плевок в лицо через зубовную щель, когда ты думаешь: издевается? Или дегенерат? Ну ведь должен же видеть, что и волосы мыты вчера, и молния на джинсах разъехалась.

Не, мужика можно хвалить исступленно и совершенно не беспокоясь, что он тебе от неожиданности пропишет фофана. После чего забанит тебя в телефоне, потому что ты его с Томом Харди сравнила, хотя он больше похож на прапорщика Шматко. И на орангутана в заопарке немного.

В ареале моего обитания есть одно чудо такое маминькино. Неглупое – это мягко сказано. Я бы даже сказала - ненормативно умное. Очень интересно про всё рассуждает: от политики – до мелиорации почв. Мыслит трезво, на все смотрит здраво. Пока его не похвалишь – тут прям не работает, не работает – я проверяла! Начала очень опасливо, на полшишечки. Чтобы он мне, удивившись, психушку не вызвал. Просто. Стала. Ржать. Над каждой. Его шуткой.

Как гребаный колокольчик – заливисто. Ахахахахаха! Ыхыхыхых! Прям со слюнями, в кулак, громогласно, долго стуча рукой по столу.

Проглотил, понимаете? Как медный пятак засветился. Шутил еще сильнее (там с юмором-то опять как у прапорщика)], горел сраным факелом и залил мне тестостероном весь стол и палас. Ну, и кто тут у нас самый веселый-то? Не кретин, а веселый. И я никогда
не встречала никого веселее.

Самый главный постулат буддизма для меня в этих краях - это одинокие сандалики, валяющиеся вдоль дороги то тут, то там. Очевидно, что они слетают с босых пяток водителей, которые рулят своими старенькими мотобайками по извилистым серпантинам, прямым и гладким дорожкам – весьма, кстати, ровным, прямым, свежезаасфальтированным.

Это ж не те автотрассы, когда ты летишь под сто двадцать – и если потерял по дороге игрушку детскую, пакет с покупками из супермаркета или шляпу с полями от модных дизайнеров – то бог дал, бог и взял. Разворот через тридцать, огромная скорость, поток или пробка. Это тихие, смирные улочки, на которых ты можешь тут же внагиб поднять всё, что с тебя слетело. Но зачем. Для чего. Эти шлепки стоят максимум сто рублей. И их давно бы пора менять, они протерлись уже на пятке. Но как-то не было случая, спроса. А тут - удачно слетело само.

Или вот кепка. Кепки тоже валяются. Ну, чо там? Тоже рублей сто двадцать? Тут прямо месяцами ходишь в одежде, какую надо бы, в целом, выбросить. И если новую покупать – то только вместо вот этой, выброшенной. Не надо туфель, не надо сапог. Не надо платьев, духов и косметики. Не надо джинсов, носков, колгот. И украшений особо не надо, если внезапно это не талисман. Браслетик, старым монахом повязанный, когда ты ровно в одном сандалике дошла до столика его в храме буддистском.

И это - он, это прямо буддизм. Тут люди, целой деревней владеющие, порою ходят в одних портках - и сами роти пекут у дороги. Ты никогда по ним не поймешь, что три отеля в трех разных районах – они их собственность. Ну, и что? Всё - тлен, как этот упавший сандалик. Как улетевшая с ветром бейсболка, как жизнь, как молодость, как ты сам. Не, тут бывают красивые люди – вот прямо очень красиво одетые, в сережках, блестках, красивом белье, на каблучках словно для наших офисов. Но все равно: азиатский дизайн, покрой, подход и вообще отношение – вот чтобы выбросить, не жалеть. Чтоб заменить в пять минут вот таким же. Ну нет тут брендов, которые вау. И вообще поклонения брендам. А что подделывают все подряд – так это тоже такой вот похуй, а не желание за три рубля ходить как мы – в гуччи с баленсиагой. Плевать им. Сшили почти лабутен – и позже выбросили на дорогу. И едут дальше - волосы взад. И ветер нежно щекочет им ногу.

Еще хочется в этот день подарить вам неподражаемый смех тайской официантки. Включите погромче? Заряжает на урожай.

Саватди пи май! Сонкран, пупсики, тайский новый год наступил - любимый праздник мокрых трусов. Я раз пять себя выжала, проехав сто метров. Это потрясающе, хоть струёй могут выбить и глаз. Но маневрирую я, как таец, поэтому телефон с навигатором всё же спасла.

Это как снежками кидаться. Как вспомнить себя лет в восемь. Потрясающий праздник, лучший. Поздравляю с 2567! В будущем ок, и я всем нам желаю, чтобы в наступившем году мокрые трусы были нашей с вами единственной проблемой

Спасибо мангровым речкам за мою холодную жопу ❤️

Забыла приложить муэдзина. Без него картинка не полная 🙏🏻