Телеграм канал «Опусы шальной разведенки»

Ну, спасибо, Яндекс. Вот уж спасибо.

С мужиками никогда не поймешь, дурак он, или ничего такой, школу закончил. Вот придёт один, сядет напротив. И давай что-то там объяснять и рассказывать. Ну, про долю свою мужицкую. Про приставки, покрышки, танчики. Черт их знает вообще, о чем они там лопочут-то, ты вполуха обычно и слушаешь. Про футбол там чего-то, про код полиморфный. Или про то, как он пятнадцать бандитов у парка отпиздил. Эту чушь вот их заповедную, с отцовским молоком еще впитанную. И на этом этапе, казалось бы, ясно всё: дурачок же. И вдруг глядь – а он руки сложил на коленях. И такие те руки прям сильные, жилистые, что в мозгах у тебя послабление. Мол, а может, и не дурачок. Смотришь выше - а там эти косточки, что торчат из штанов вызывающе. Кто им джинсы-то шьет такие? Это что за сексуализация? И опять зашумело в ушах – умный парень-то, сразу видно. Ну а голос? Таким голосом можно даже стихи рассказывать. Ад какой-нибудь отвратительный. Например, Эдуарда Асадова. Проглочу, похвалю, башкой кивну. Как собачка на приборной панели. И пиздит, и пиздит, посмотри на него. Интересно, как ширинка-то эта у них расстёгивается. Вы смеётесь, а бывает, что они и на пуговицах. А мужик ведь считает как? Раз не смогла расстегнуть им ширинку одной рукой – значит, фу, а не баба. Сиди дружи. Слушай чушь эту их про мормышки. А не сложится – ходишь как дура. Видишь руки эти во сне. Тихо пьешь с суровыми подругами детства. Молча так, в темном засранном пабе. С сухариками. Отпускает, но как-то не сразу. Потому что не дал, заморозил во френд-зоне. Ну, расслабишься с официантом. Ущипнешь за задницу бармена. День, неделя, четвертый месяц. Ну, и вроде бы, отпустило. А потом заходишь в соцсети – а он пост написал тугодумный. И читаешь - глазам не веришь! Чото там бубубу биткойны, чото там бубубу Альмадовар. И кристально, отчетливо, ясно понимаешь: вообще идиот. Селфаки в половине ленты и цитаты из душной поэзии. Это как вот меня перемкнуло? Это чем вот я в кухне слушала? Поскорее бы чертов климакс. А то вляпаешься в такое - и сама не заметишь бездну, что глядит на тебя этими блядскими, этими серыми глазами мужицкими. Сколько баб полегло нормальных. А могли б заниматься физикой, математикой, телепортом. А не пиво лакать по пабам. Не лежать потом пузом кверху, не крутить в башке ваши руки.

Х - художник. Нет, мне не стыдно. Вам я тоже не рекомендую стесняться, мы живем в век тик-тока и девальвации образования. Предлагаю всем рисовать меня в мраморе.

Это будет пост об уроках рисования для анацефалов, техниках похудения лежа и трех способах сделать секс-машину при помощи пластиковой бутылки, Андрея Бахметьева и чертовой матери. Во всяком случае, я на это надеюсь. Не так давно я упала с лошади. Или с дуба, если будет угодно. И каким-то невероятным способом уверовала в свои творческие способности. В самом деле: вдруг я - великий художник? Или маляр по стенам, разукрашивающий цветами жизнь – довольно досель беспросветную. Вдруг я - скульптор и могу делать вазы? Или канделябры, или классные выключатели? Может, я вообще музыкант. Ну, была же в анамнезе музыкальная школа, а значит, нужно срочно открыть сбор на клавиши – да и лупасить вам каверы на Билли Айлишей. Что только не происходит на глазах изумленной публики, когда женщина, работающая 24/7 вдруг оказывается временно без работы. Вероятно, она – вообще стриптизерша. И нужно самостоятельно из лепестков роз слепить и установить в центре комнаты шест, на котором можно безвозбранно кружиться, потрясая фантазию интернетных дрочил. Зря я, что ли, на два шпагата сажусь, будучи далеко не из балетной породы? Кроме шеста уже были опробованы: – Уроки французского, переводы с латыни, написание сценария к новому фильму – рисование чили-перчика акварелью под пошаговую инструкцию – вакуумная гимнастика для плоского пресса, упражнения Кегеля, цигун, тенсегрити, холотропное дыхание для получения психоделического прихода без веществ почему-то – очевидное (гусары, молчать) – психоанализ (все рыдают, я ржу) – рисование автопортретов фломастерами. Результат прикладываю и заклинаю: дайте мне уже по башке куском арматуры, потому что это кончится тремя романами, а еще двумя - сетевыми для ясности. Потому что ну, осень, ну, обстоятельства, а я еще ни разу с тарзанки не прыгала, не удочеряла коней, не покупала в деревне амбары и не прикладывала к старым ранам свой новый альбом кальянного рэпчика.

Полезный пост. Было у нас на поселке структурообразующее предприятие: завод щебня и гравия. И работал в нем выделенный чахлеющей бесплатной медициной обслуживающий стоматолог, а звали его Ибрагим. По большому блату и за коньяк мать, к заводу отношения не имеющая, водила меня девчонкой к Ибрагиму лечить зубы: в порядке живой очереди, но на особый счет. Забивая молодые розовые канальцы моих неудачных зубов резорцин-формалином, этот говнюк гладил меня по голове (показываю на кукле) и заботливо завещал терпеть боль без наркоза – наркоз коньяком никак не окупался. Особым утешением в процессе наматывания живых нервов на иглу был почему-то странный тезис про роды: "мол, учись терпеть боль, рожать будет легче". Ибрагим посвятил меня зачем-то в мои неполные десять лет в страшную тайну разницы полов. "Вот болевой порог" – говорил он с отчетливым южным акцентом – "может быть высокий и низкий и оттого, женьщин ты или мужчин – не зависит. А вот интервал болевой переносимости – он зависит. Если ты женьщин – то он длиннее, потому что ты природой запрограммирована терпеть боль долго. Тебе рожать, рожать – это очень долго и больно. Мужчин – он что? Он не должен терпеть ничего вообще. Он должен решать! А женьщин – терпеть". От боли я не могла спорить с Ибрагимом, я могла только аккуратно проглатывать слезы, текущие мне прямо в рот, и до синих ногтей вцепляться в ручку стоматологического кресла. Я терпела боль не потому, что говнюк пожалел укола, а потому, что мне рожать. Рожать - это долго и больно. Но пост не об этом, это, правда, полезный и информативный пост. Оказывается, что резорцин-формалиновый метод до сих пор используется в цивилизованной Москве и Питере повсеместно. Стоит попробовать выбрать стоматологию с не шибко охреневшими ценами – как рискуешь нарваться. Сходите в гугл и почитайте, что это за дерьмо, и чем вам грозит. И не терпите, если какой-то говнюк решил забить ваши каналы резорцин-формалином, дайте ему в рыло – за меня и моих нерожденных детей. Будьте здоровы.

Про интервью Аллы Борисовны. Что тут скажешь. Я посмотрела все четыре часа или сколько там наснимала Гордеева – и ничегошеньки в моих ощущениях не поменялось. Вы представляете? Вообще ничего, я по-прежнему, как и в пять, десять, двадцать, тридцать и сорок лет мечтаю, когда вырасту, стать Аллой Борисовной. Я знаю от начала до конца всего пару песен её – и то, только потому что текст писала Цветаева. И не могу сказать, что прямо выросла на Алле Борисовне. Мы жили бедно, и магнитофон "Весна" появился в нашем доме тогда, когда были уже в доступе зарубежные исполнители. И пока мои соотечественники слушали Аллу из окон – у нас таращился солист Uriah Heep с ужасной песней "Июльское утро". Трек длится больше десяти минут – ну, то есть, он гораздо хуже Аллы Борисовны. И раз уж я взала микрофон – то умоляю вас, мужики-музыканты: пишите впредь короткие песни! Ну, не всегда размер работает в пользу. Но я всегда хотела быть Аллой-женщиной. Менять мужчин, верить в то, что "тот самый, который" еще вообще не родился на свет. Быть пошлой, мощной, позволять себе всякое, класть с равнодушным прибором на критику, быть уязвимой, неуязвимой, глыбою, кариатидой, подпирающей звезды. Жить без расчески. Быть худой или толстой. Быть сильно пьющей или вовсе не пьющей. Рожать в сто сорок – клетки тоже хранятся. Жить без стыда, постоянного ужаса – даже когда твои фотографии вновь обсуждают всем муравейником, твоего мужа считают геем, твои суждения – конформистским забралом, а всю-то жизнь твою – молотом ведьм, где ты каким-то бездарным ничтожествам перекрывала весь кислород. Всё это жизнь, путь Великой Женщины. Какая просто за счет своих трещинок, своего опыта, своей вехи огромнейшей – сильнее, выше, полнее, глобальнее, чем муравейник, её обсуждающий. Она – возможно, и не мерило. Не камертон, каким хотят ее видеть. Но для меня она – квинтэссенция женскости, вот этой хрупкости с силой огромнейшей, каким-то светом спокойным, мудростью – пусть женской, нам и такой не отмеряно. И отвалите от нее, блин, с проекциями, с вот этими вот ожиданьями душными. Живет как дышит, идет, как пишет. Счастлива, любит, поёт, планирует. Уж кто-то в жизни, а Алла Борисовна всегда ломала все ожидания и поступала как реальная женщина - земная, вздорная, прагматичная, спокойно-мудрая, истеричная, неадекватная, щедрая, жадная, умнейшая и всегда ошибающаяся. Блин, самая настоящая, а не пластмассовая. И – тут никто не поспорит, наверное – невероятно собой свободная. И эту вот свободу ее постоянную жить, петь, проявляться как хочется – я в пять, десять лет, тридцать, сорок и далее – взяла себе буквально за референс. И в интервью этом мне очень нравится, что и финал у этой жизни прекраснейший. Сидит и светится. Очень красивая. Я тоже так хочу в свои семьдесят.

Обожаю запрещеннобук. Ворота в ад открываются с резким клёкотом, кликушеством, выгулом белых польт, увещеванием и старыми, добрыми диагнозами по фотографии. Старо как мир: этот тип постов, текстов, провокаций называется "борщесрач". Собирает от пяти до семи тысяч реакций, половина из которых – красная рожа, сиречь - возмущенная жопа, которая оскорбилась в религиозных чувствах и фонтанирует невероятными досель сентенциями. Весело ли это? Кому-то, конечно же. Радость первооткрывателей – она вот такая, но ты-то видела имиджборды первые – и тогда мордобук еще считался зашкваром. Грустно ли это? Конечно же. Это поколение недовысказанных людей, лишенных слушателей, одиноких, несчастных. Которым очень важно, чтоб кто-то услышал, а тут им микрофон и софит предоставили. Эти люди пишут, мол не нравится – промолчи, не ругай, не выпендривайся, заткнись, ты же глупая. Но не могут промолчать ровно тем же способом. И не видят в этом вопиющего противоречия стыдного, которое любому в глаза бросается. Жалко ли мне их? Разумеется. Но еще жальче себя – не подпирающую головой своей звездное небо, не выставляющую себя каким-то невероятно талантливым и чего-то там умеющим на разрыв аорты писателем – но иногда пищущую неплохие тексты. Я филолог, я специалист по текстам других – и уж свои-то тоже оценить в состоянии. Есть у меня парочка-тройка за жизнь, которые даже меня изумляют складностью, содержанием и наполненностью какой-то. Какой я даже, возможно, не содержу, но что-то же тогда водило моим пером по бумаге-то. И вот такие тексты – хорошие, складные – никогда не наберут пять-семь тысяч реакций. Потому что к ним добавить-то по сути и нечего. Они законченные, цельные, довольно округлые и не цепляют человека за примитивное. За борщ, за срач, за возможность высказаться. И приходится развлекаться херней исторической, какая чуть тише, чем пост про милф, за который меня чуть не забанили, но тоже примерно в том же формате. Для мимокрокодилов. Половина – подпишется.