Представь! Ночь, прохладная ночь. Говорить о чём угодно, лишь бы не о самом важном: запутавшемся в волосах пере,
высоких облаках рваной вуалью на небе
четырёх взглядах
спелой лозе молочая.
Ах, как же всё-таки бывает приятно вытянуть ноги на холодной траве; и разговор ваш вот-вот склеится, и ветер будто бы гладит нежно, и можно потом наловить жуков в банку, и
комкаешь пальцами края растелённого на земле пледа.
Правда… всё это так неловко и, кажется, совсем излишне. Даже, я могла бы сказать, ложно. Хочется бежать далеко; совсем не хочется находиться здесь,
уничижающе присутствовать под холодным далёким взором бесконечных небесных глаз.
Вот так видишь перед собой вечно только пазлы, расписываешь планы, обдумываешь буквы, решаешь судоку, ищешь взаимосвязи, учишься искать, учишься учиться,
а потом вдруг такая вот ночь. Ломается всё! Включая тонкую корку льда на луже неподалёку. О, прозрачные холодные осколки тех ещё глупых и чистых-чистых детских снов, прошу, освободите меня от этого душного кошмара. Спрячьтесь в переплетении вен, слейтесь с цветом глаз, станьте моей бронёй а броня пусть будет мною самой
А ты, ты укрой меня одеялом, стоя на коленях ломай руки, позволь мне хотя бы одну ночь не вскакивать от собственных криков,
тогда может быть я буду готова и я продолжу

постигать эту гадкую суть

Моя страсть к науке – муляж, не более чем выдумка потерянного человека
Ну разве можно отыскать себя меж исторической и синхронной грамматикой? Поймать ускользающий смысл среди сводов таблиц с чужими буквами
Чужих доктрин с чужими парадоксами
Неужели получится выгадать прошлое на исходных данных
Развернув веером переводческий анализ?

Моя пылающая любовь к парадоксам, и ни к чему больше;
Является ли любовью по сути своей? Свойственна ли любовь человеку, с детства обручённого с книгами?
Человеку, которому ярость слепит глаза красным цветом?
Что ж, если ещё остались силы – беги, не опоздай на свой внеочередной урок философии

Чайка неспешно описывает круги, прежде чем приземлиться на освещённую восходящим солнцем крышу
Янтарно-розовый и пронзительно белый
Она ведь просила об этом, только об этом как ни о чём другом
И чайки согласились: сопровождая её из города в город, они являлись призраком мысли
Искренность – это красиво
Она хотела показать каждому, каждому! Этот необъятный размах крыльев, серые пёрышки, ленивое покачивание на прозрачной волне
Она знала, что волна принесёт её туда, куда нужно
Она станет слагать стихи о больших морских чайках

Больно много нужно огней, чтобы суда не разбивались об острые скалы.