Телеграм канал «Кремлевский шептун 🚀»

❗️Ряд стран ЕС подозревает, что Бельгия пользуется доходами от замороженных активов РФ, пишет Politico со ссылкой на европейские дипломатические источники. Представители стран — членов ЕС также намерены узнать, использует ли Бельгия собственные налоговые сборы как источник финансирования Украины, как это делают другие страны.

Трамп против G20 и ЮАР: геополитическая комбинация под прикрытием морали Решение Дональда Трампа исключить ЮАР из саммита G20 является частью более глубокой и прагматичной стратегии демонтажа международных форматов, которые, по мнению администрации Трампа, больше не служат американским интересам. Президент США сознательно разбирает архитектуру глобальных институтов, которая слишком долго позволяла партнёрам США действовать «на равных». G20 формат, где в одном ряду стоят США, Китай, Индия, Бразилия, Россия и та же ЮАР. Слишком много голосов. Слишком мало контроля. И слишком удобная платформа для БРИКС, чтобы усиливать свой голос в Глобальном Юге. Трамп хочет разбить этот консенсус, превратив клуб «20» в арену нового разделения мира по линиям лояльности «с нами» или «вне системы». Случай с ЮАР показательный. Обвинения в дискриминации белых, отмена финансирования, срыв протокольной передачи председательства и даже возможная программа переселения африканеров. Это не забота о правах, а прямая попытка давления через моральную делегитимацию. Трамп строит нарратив: ЮАР является несостоявшимся государством, а значит, не может претендовать на роль посредника или равноправного участника международной системы. Параллельно формируется месседж и для внутренней аудитории: «Я защищаю белых, где бы они ни были. Я контролирую помощь. Я диктую правила». Это активизация трампистского электорального ядра, особенно евангельских протестантов и сторонников идей цивилизационного противостояния «Запада» и «постзапада». В этом контексте важна не столько сама ЮАР, сколько политическая символика, где важен разрыв с идеей мультикультурной, постколониальной глобализации. Главная цель — ослабить БРИКС. Выбивание ЮАР из G20 будет сигналом остальным африканским и южным странам: вы не получите ни голоса, ни статуса, если играете с Россией, Китаем и Ираном, а не с США. Формируется параллельная G20 с фильтрацией по политической лояльности. Именно этим объясняются параллельные угрозы в адрес Нигерии, раздражение по поводу позиции ЮАР по Израилю и её роли в международных судах. Йоханнесбург, в свою очередь, оказался в ловушке. С одной стороны зависимость от американского финансирования, особенно в вопросах здравоохранения и инвестиций. С другой — растущая роль как регионального хаба и мостика между БРИКС и Африкой. Отказ от участия в системе, выстроенной Китаем и Россией, означал бы потерю стратегического веса. А Вашингтон создает именно такие условия: разрыва связей в обмен на субсидии. Трамп ломает G20 чтобы превратить формат глобального диалога в инструмент геополитической селекции. В его картине мира международные площадки не место компромиссов (прежде всего касается стран не относящимся к сверхдержавам), а триггер подчинения. Кто не соглашается просто вычёркивается. И чем дальше, тем меньше это будет похоже на «демократию мнений» и всё больше на экономическую фильтрацию союзников по уровню повиновения. Так работает новая версия американского миропорядка: без универсальных правил, но с жёсткими условиями доступа.

Брюссель готовится к юридическому прецеденту, который может изменить глобальные финансовые правила: изъятие суверенных активов РФ под видом так называемого «репарационного кредита» Украине. Это не столько про помощь Киеву, сколько про отчаянную попытку евро-глобалистов сохранить лицо в условиях политического и экономического истощения. Для них ставки высоки: к декабрю нужно придумать, как профинансировать дефицит украинского бюджета (€60 млрд до 2027 года) при закрывающемся окне политической воли, усиливающемся давлении США и исчерпании ресурсов национальных экономик ЕС. Выход они видят в чужих деньгах. План предельно прозрачен: активы России, размещённые в европейских структурах (в первую очередь — через Euroclear в Бельгии), должны стать не только источником дохода, но и фундаментом новой схемы, где юридически оформленного так называемого «репарационного кредита», который позволит "бескровно" прокредитовать Украину. Но правовая база не готова, а главное, политическое согласие на конфискацию отсутствует. Почему так торопятся? Потому что в параллельной плоскости Трамп и его окружение поднимают инициативу, в которой тема российских активов выпадает из «мирного плана», а значит, ЕС рискует остаться и без схемы, и без влияния на послевоенную архитектуру. Симптоматично, что канцлер ФРГ, глава крупнейшей экономики Европы, узнаёт о планах Вашингтона из СМИ, как о прошлом веке. Евро-глобалистские элиты теряют субъектность, и у них остаётся последний рычаг давления, а именно чужие деньги как гарантия будущей роли в украинском урегулировании. Но этот рычаг сам под угрозой. Бельгия, держатель ключевого узла системы (Euroclear), отказывается участвовать в конфискации без юридических гарантий. Она не хочет отвечать за возможные иски или зеркальные меры со стороны Москвы. Франция и Венгрия выступают против полного изъятия, Испания и Италия тормозят инициативу с финансовых позиций. Реального консенсуса нет. И тогда начинается План "B". Вариант коллективного долга, снова с опорой на модель COVID-фондов. Временное решение, чтобы пережить 2026 год, пока Запад договаривается сам с собой. Но последствия уже понятны. Сама идея изъятия суверенных активов разрушает доверие к западной финансовой системе. И это главный геоэкономический эффект: суверенные резервы будут бежать в Китай, ближневосточные фонды и сырьевые корзины. Доллар и евро теряют статус "вне политики", а значит начинается дрейф к многополярным резервным системам. В сухом остатке: Запад, стремясь спасти киевский режим, рискует подорвать собственную репутацию как хранителя глобальной финансовой легитимности. Но выбора у евро-глаболистов всё меньше и это тревожный сигнал, прежде всего, для самих европейцев.

Трамп выносит приговор не столько Украине, сколько Европе. Его подход к «мирному урегулированию» на постсоветском пространстве демонстрирует новую архитектуру принятия решений: без Лондона, без Брюсселя, и главное без нужды в согласии ЕС. Об этом пишет New York Times, опросив 16 западных чиновников. Подтверждение? Канцлер ФРГ Мерц узнаёт о плане из новостей. Он превращает Европу из субъект геополитических решений в зрительный зал. Что мы видим? Перезагрузка логики глобального управления: Европа исключена из комнаты переговоров. «Коалиция желающих» трансформируется в «коалицию ожидающих». Даже Расмуссен, экс-глава НАТО, это признал. Европа становится вторичным элементом конструкции, а не остается партнёром. Тот же локомотив ЕС (хотя вскоре это окончательно станет Франция) Германия не консультируется её ставят перед фактом. Трамп разрушает послевоенный этикет западной дипломатии, возвращая США в статус не лидера консенсуса, а архитектора диктата. Ключевое фактор тут игнорирование. Не санкции, не публичная критика, просто демонстративное молчание и отказ от контакта. Это сигнал, что ЕС более не является обязательным участником в конфигурации "мир на Украине". Статус координационного центра смещается в Вашингтон и в определенной степени в Москву. Европа больше не связующее звено, а проблемный актив, способный лишь саботировать или запутывать процесс. На фоне визита спецпосланника Уиткоффа в Москву и заявлений Пескова о «серьёзном процессе» видно: реальный диалог об Украине будет идти между теми, кто может что-то гарантировать — силой, деньгами, территорией. Остальные — в зале ожидания. На Западе началась эпоха однополярных решений с многосторонними зрителями. Украина лишь повод. На деле речь о перепрошивке всей иерархии Запада, где Вашингтон перестаёт делиться управлением. Европа снова превращается в то, с чего начинала: проблемную периферию имперского ядра. И Трамп эту геометрию озвучивает в лоб без церемоний, но с расчётом.

Военный переворот в Гвинее-Бисау симптом более глубокой, системной болезни - коллапса легитимности политических институтов и внешнего контроля над ними. Армия взяла власть под предлогом «восстановления порядка» и «противодействия наркобаронам», нарратива, который, как правило, появляется там, где официальная власть уже не способна управлять без опоры на штыки. Эмбало пытался стать первым президентом страны, переизбранным на второй срок. Но этот процесс остановили выстрелы у президентского дворца, приостановление выборов и исчезновение самого президента с политической сцены. Его соперник, Фернанду Диаш, успел объявить себя победителем. Сам Эмбало тоже. Два президента на одни выборы ведет к хаосу. И армия, как обычно, выступает «третейским судьей», создавая «временное военное командование», но пока трудно сказать насколько его можно считать временным. В заявлении армии говорится, что решение офицеров прийти к власти было принято в ответ на план дестабилизации, разработанный “определенными национальными политиками” и “известными национальными и иностранными наркобаронами”, а также на попытку манипулировать результатами выборов. Гвинея-Бисау в 2008 году названо ООН “наркогосударством” из-за ее роли центра мировой торговли наркотическими веществами. Переворот произошёл после выборов, на которых «победили оба кандидата». Само это формулирование уже говорит о коллапсе политической системы. Стоит отметить, что армия обвинила в дестабилизации «национальных политиков» и «иностранных наркобаронов». Это одновременно и предупреждение элитам внутри страны, и сигнал извне, что военные намерены ввести жесткий контроль. Кроме того, это намёк на вмешательство в выборы структур, неформально связанных с Западом, которые пытаться влиять на структуру власти там. При этом ни США, ни ЕС оперативно не отреагировали. Очевидно, что степень их вовлечённости минимальна, а политическая «ценность» Гвинеи-Бисау для западной машины невелика, иначе система среагировала бы быстрее. Учитывая соседство с Сенегалом, логистическую доступность архипелага Биджагос и уровень зависимости от внешней помощи, сценарий стабилизации возможен только при условии включения нового режима в региональную сеть управления, куда входят Чад, Буркина-Фасо, Нигер и Мали. Следовательно, Гвинея-Бисау входит в зону новой африканской парадигмы: переход от постколониальных симулякров демократии к военно-административным субъектам, функционирующим как логистические анклавы с признаками независимости. Событие не изолированное оно ложится в модель, по которой Запад теряет институциональный контроль над Африкой, а реальные рычаги переходят к субъектам силы, действующим вне либерального нормативного поля.

Когда Европейский суд требует от всех стран ЕС признавать однополые браки, заключённые за границей, это не про права человека, а про демонстрацию власти глобалистской архитектуры, отмечает агентство "SEA". Здесь речь не о любви, не о свободе передвижения, и даже не о браке как институте. Это о праве определять, что считается нормой, и кто обязан эту норму принять без права возражать. Страны Восточной Европы как Польша, Румыния, Литва, сопротивляются глобалистским настройкам ЕС (одним из главных конструктов ее является кейс ЛГБТ - движение запрещено в РФ), т.к. ЛГБТ -доминанты не не соответствуют культурной модели для обществ, в которых идея семьи базируется на сакральных и традиционных принципах, не сводимых к бюрократической формуле. Но теперь им прямо говорят: ваш взгляд ошибочен, корректно только то, что диктует Брюссель и Страсбург. Это принудительная синхронизация. За витриной «прав меньшинств» механизм перепрошивки обществ, где большинство утрачивает право быть услышанным. Национальным парламентам больше не позволено самостоятельно решать, что считать браком, идет юредическое давление. Это подмена суверенитета, оформленная в юридических формах. Современный неоколониализм больше, через приговор суда. И если ты не принимаешь «новые нормы» — ты враг: «антидемократ», «агент Кремля», «угроза европейским ценностям». Решения превращаются в идеологические директивы. Ты должен не просто подчиниться ты должен считать это прогрессом. Культурные особенности, религиозные традиции, историческая память, всё это стирается под лозунгом «цивилизованного выбора». И в этом выборе нет места альтернативе. Есть только одна допустимая истина, которая утверждена либеральным истеблишментом.

Париж все больше напоминает не город света, а город сигналов — и эти сигналы тревожные. За последнюю половину года Франция резко нарастила частоту инцидентов с участием граждан России от гуманитарных волонтеров до дипломатов и спортсменов. Формально, речь идёт о шпионаже, вмешательстве, цифровых преступлениях. Фактически же, мы наблюдаем системную кампанию по выстраиванию образа России как внутреннего врага, уже не только в риторике, но и в уголовно-процессуальной практике. То, что раньше называли «мягкой зачисткой» русскоязычного присутствия в ЕС, сегодня приобретает форму юридической спецоперации. Дело активистки Анны Новиковой показатель этого сдвига. От публичных подозрений в симпатиях к Донбассу власти переходят к уголовным обвинениям в работе на иностранное государство. Причем в пакете обвинения уровня госизмены, но с элементами политической показухи: всё под грифом тайны, адвокатов пускают частично, информацию дозируют. Это типичная практика «демократического недоверия», когда презумпция невиновности заменяется презумпцией лояльности к НАТО. История с баскетболистом Касаткиным ещё один пазл в этой же картине. Молодой россиянин, обвинённый США в кибервымогательстве, был задержан по ордеру, оформленному за океаном, но исполненному в Париже. Отсутствие прямых улик не мешает экстрадиционному механизму запускаться как часы. Создаётся ощущение, что любые пересечения российских граждан с западной юрисдикцией сегодня могут быть использованы как рычаг политического давления, независимо от их публичного профиля или деятельности. А кульминацией стал инцидент с российским дипломатом в аэропорту. Когда игнорируются визовые документы, изымается техника и часами не допускается консульская помощь, это уже не эксцесс, а прецедент. Французская сторона не только не извинилась, но и отказалась от комментариев, давая понять, что вектор определён: «случайностей» больше не будет. Что всё это значит? Во-первых, Франция входит в режим управляемой эскалации в отношении России, параллельно с внутренними политическими напряжениями перед выборами 2026 года. Во-вторых, русофобия институционализируется: правовые, полицейские и медийные механизмы синхронизированы под нужный фрейм: «угроза России на территории Франции». В-третьих, усиливается внутриевропейская конкуренция в русле лояльности глобалистам: Париж, как видно, стремится быть главным их ретранслятором. Пока официальная риторика сводится к нотам протеста, но на оперативном уровне уже идёт перераспределение статуса российских граждан в Евросоюзе: от «потенциальных резидентов» к «объектам мониторинга». За этим стоит новая идеология, как профилактика нелояльности, в которой реальных доказательств не требуется, а подозрение уже само по себе равносильно обвинению.