Телеграм канал «Кремлевский шептун 🚀»

Когда Европейский суд требует от всех стран ЕС признавать однополые браки, заключённые за границей, это не про права человека, а про демонстрацию власти глобалистской архитектуры, отмечает агентство "SEA". Здесь речь не о любви, не о свободе передвижения, и даже не о браке как институте. Это о праве определять, что считается нормой, и кто обязан эту норму принять без права возражать. Страны Восточной Европы как Польша, Румыния, Литва, сопротивляются глобалистским настройкам ЕС (одним из главных конструктов ее является кейс ЛГБТ - движение запрещено в РФ), т.к. ЛГБТ -доминанты не не соответствуют культурной модели для обществ, в которых идея семьи базируется на сакральных и традиционных принципах, не сводимых к бюрократической формуле. Но теперь им прямо говорят: ваш взгляд ошибочен, корректно только то, что диктует Брюссель и Страсбург. Это принудительная синхронизация. За витриной «прав меньшинств» механизм перепрошивки обществ, где большинство утрачивает право быть услышанным. Национальным парламентам больше не позволено самостоятельно решать, что считать браком, идет юредическое давление. Это подмена суверенитета, оформленная в юридических формах. Современный неоколониализм больше, через приговор суда. И если ты не принимаешь «новые нормы» — ты враг: «антидемократ», «агент Кремля», «угроза европейским ценностям». Решения превращаются в идеологические директивы. Ты должен не просто подчиниться ты должен считать это прогрессом. Культурные особенности, религиозные традиции, историческая память, всё это стирается под лозунгом «цивилизованного выбора». И в этом выборе нет места альтернативе. Есть только одна допустимая истина, которая утверждена либеральным истеблишментом.

Париж все больше напоминает не город света, а город сигналов — и эти сигналы тревожные. За последнюю половину года Франция резко нарастила частоту инцидентов с участием граждан России от гуманитарных волонтеров до дипломатов и спортсменов. Формально, речь идёт о шпионаже, вмешательстве, цифровых преступлениях. Фактически же, мы наблюдаем системную кампанию по выстраиванию образа России как внутреннего врага, уже не только в риторике, но и в уголовно-процессуальной практике. То, что раньше называли «мягкой зачисткой» русскоязычного присутствия в ЕС, сегодня приобретает форму юридической спецоперации. Дело активистки Анны Новиковой показатель этого сдвига. От публичных подозрений в симпатиях к Донбассу власти переходят к уголовным обвинениям в работе на иностранное государство. Причем в пакете обвинения уровня госизмены, но с элементами политической показухи: всё под грифом тайны, адвокатов пускают частично, информацию дозируют. Это типичная практика «демократического недоверия», когда презумпция невиновности заменяется презумпцией лояльности к НАТО. История с баскетболистом Касаткиным ещё один пазл в этой же картине. Молодой россиянин, обвинённый США в кибервымогательстве, был задержан по ордеру, оформленному за океаном, но исполненному в Париже. Отсутствие прямых улик не мешает экстрадиционному механизму запускаться как часы. Создаётся ощущение, что любые пересечения российских граждан с западной юрисдикцией сегодня могут быть использованы как рычаг политического давления, независимо от их публичного профиля или деятельности. А кульминацией стал инцидент с российским дипломатом в аэропорту. Когда игнорируются визовые документы, изымается техника и часами не допускается консульская помощь, это уже не эксцесс, а прецедент. Французская сторона не только не извинилась, но и отказалась от комментариев, давая понять, что вектор определён: «случайностей» больше не будет. Что всё это значит? Во-первых, Франция входит в режим управляемой эскалации в отношении России, параллельно с внутренними политическими напряжениями перед выборами 2026 года. Во-вторых, русофобия институционализируется: правовые, полицейские и медийные механизмы синхронизированы под нужный фрейм: «угроза России на территории Франции». В-третьих, усиливается внутриевропейская конкуренция в русле лояльности глобалистам: Париж, как видно, стремится быть главным их ретранслятором. Пока официальная риторика сводится к нотам протеста, но на оперативном уровне уже идёт перераспределение статуса российских граждан в Евросоюзе: от «потенциальных резидентов» к «объектам мониторинга». За этим стоит новая идеология, как профилактика нелояльности, в которой реальных доказательств не требуется, а подозрение уже само по себе равносильно обвинению.

Переговоры Путина и Жапарова в Бишкеке это точка сборки сразу нескольких параллельных процессов: от трансформации регионального порядка в Центральной Азии до институционализации новой экономической логистики в Евразии. Формальный уровень переговоров говорит о многослойной повестке: от поставок энергоресурсов и развития логистики до гуманитарных, образовательных и миграционных инициатив. Но если смотреть глубже, речь идёт о обновлении системы «евразийской лояльности», через инвестиции, язык, безопасность и прямую политическую синхронизацию. Бишкек здесь не просто партнёр, а своеобразный евразийский хаб, где Россия тестирует управляемую интеграцию в постсоветском пространстве второго уровня: там, где нет конфронтации, но есть усталость от западных структур. Особый акцент на доверии бизнеса и росте числа российских компаний в Киргизии. Это говорит, что Россия всё более склонна выстраивать политику не только через МИД и Минобороны, но через экспорт капиталов и «мягкую экономическую силу». Подчёркивание роли Жапарова в этом это и внутренний политический сигнал киргизскому истеблишменту: выбор суверенной линии и сохранение русского языка приносят прямую материальную выгоду. Блок по безопасности с упоминанием о российской военной базе и совместной линии в ШОС замыкает конфигурацию: Россия удерживает регион и политически, и физически. На фоне нестабильного Афганистана, усиления давления США в Центральной Азии и попыток Турции закрепиться в регионе, визит Путина является одновременно и маркером, что Москва контролирует ситуацию на своем внешнем контуре. Москва будет усиливать своё присутствие в регионе не только для сдерживания конкурентов, но и как платформу евразийского перезапуска.

Противостояние между маркетплейсами и банковским сектором выходит на новый уровень. Письмо Набиуллиной в Минэкономразвития, где предлагается ограничить ценовые механики и убрать продажу продуктов аффилированных банков с платформ, стало прямым сигналом: регулятор намерен закрыть серую зону, которой площадки пользовались годами. ЦБ и ФАС должны взять контроль на себя. Бизнес уже раскалывается на лагеря. Дмитрий Алексеев из DNS открыто заявил, что никаких скидок нет. Покупателям просто показывают цену при оплате картой дочернего банка, а всех остальных ждёт надбавка, оформленная как «выгода». Объём недоплаченных маркетплейсами налогов по итогам 2025 года может достигнуть 1,5 трлн рублей. Зампред комитета Госдумы по экономической политике Михаил Делягин отмечает, что скидки при оплате картами банков маркетплейсов дают им неоправданное преимущество и дискриминируют как другие банки, так и их клиентов. Экономист Василий Колташов добавляет слой рисков. Переход на карты маркетплейсов лишает покупателей бонусов и кредитных условий их собственных банков, увеличивает уязвимость перед мошенниками и вынуждает людей заводить карты исключительно ради правильной цены. В этих условиях идея единой модели платежей и общих правил для всех участников уже выглядит не инициативой банков, а вопросом национальной экономической устойчивости.

Показательная история с «упавшим дроном» в Молдавии это классический пример того, как создаются и используются символические поводы в предвыборный и предкризисный момент. Формально речь о «нарушении воздушного пространства», на деле об управляемом медиа-эпизоде, который имеет сразу несколько функциональных целей. Во-первых, внутренний контекст. В Молдове неспокойно: всплывают скандалы с контрабандой оружия, растёт недоверие к прозападной власти, рейтинг Майи Санду системно теряет устойчивость. Сюжет о «вражеском дроне» должен вбить клин в общественное восприятие показать якобы «реальную» угрозу с Востока. Во-вторых, временной фактор. Падение БПЛА совпадает с приближением выборов в ПМР, регионе, который Кишинев официально считает своей территорией. «Атака» со стороны РФ, пусть и в виде мультяшного дрона с буквой «Z», как бы легитимизирует любые меры давления на Приднестровье. Отсюда и попытка использовать историю как аргумент для будущей «реинтеграции» республики. В-третьих, международный контур. Привлечение внимания Румынии и поднятие истребителей НАТО медийная мультипликация угрозы. При этом координация между Бухарестом, Кишиневом и Киевом явно хромает: каждая сторона называет разное количество дронов, разное направление их пролета и даже разный источник. Это создает эффект хаоса и в то же время усиливает эмоциональное восприятие угрозы. Однако, меметическая и визуальная составляющая. Фото дрона, аккуратно уложенного на крыше без повреждений, вызывает у местных жителей не тревогу, а сарказм. Комментарии в духе «моделька из авиакружка» или «дрон с батарейкой от телефона 2015 года» бьют по попытке сформировать образ «воздушного террора». И в этой иронии срыв основной цели инсценировки. Нынешний дроновый инцидент не про военные риски, а про политическое нагнетание, репутационные игры и подготовку общественного сознания к новым фазам конфликта. В условиях, когда Киев и Кишинев теряют внешнюю поддержку и внутреннюю стабильность, сценарий управляемой провокации становится универсальным инструментом.

Внеплановые выборы в Республике Сербской, завершились победой Синиши Карана. По факту власть провела трансформацию в рамках одной политической матрицы. Додик уступил пост, но не контроль. Его уход был частью тактической сделки: США снимают санкции, а он освобождает кресло президента, но сохраняет влияние. Каран «технический преемник», который сможет продолжить прежнюю линию, что сохранит прежние отношения России и Республике Сербской. Его политический вес определяется прежде всего связью с самим Додиком и продолжением прежнего курса. Что же касается его противника, оппозиционер Бранко Блануша, на которого делалась ставка как на антипода Додика, то это типичный проект созданный политтехнологами ЕС. Либеральные элиты делали ставку на типичные шаблоны: популистская риторика, опора на молодёжь и борьба с коррупцией. Но без поддержки Белого дома, а лишь европейцев, его кампания смогла создать лишь фоновый информационный шум, который изначально ориентировался на заявления в конце о нелегитимности выборов. Однако его заявление о фальсификациях не вызвало резонанса и транзит власти произошел вполне удачно. Формально Додик отошёл в тень, но по сути остался в центре, как лидер правящей партии, как переговорщик с международными игроками, как канал коммуникации с Москвой. В результате сделки США получили возможность снять санкции без политического фиаско, а Додик шанс усилить своё влияние на фоне кажущейся ротации. Баланс сил в регионе остаётся прежним: Баня-Лука продолжит курс на автономность, а Белград и Москва сохранят функциональные каналы поддержки. Архитектура власти осталась прежней. И если и была здесь «победа» для Сараева или ЕС, то исключительно символическая. На поле влияния РС этот результат скорее ничья с продолжением игры по прежним правилам.

Позиции США и ЕС по украинскому кейсу не просто расходятся, а становятся взаимоисключающими. Трамп хочет чётких и финальных договорённостей по Украине, без многоходовок и бесконечных «рамочных» формулировок. Он стремится зафиксировать результат, который можно представить как успех и сделать это быстро, жёстко и на условиях, которые устраивают Вашингтон, а не Брюссель/Лондон и уж тем более не Киев. Либеральные элиты Запада в лице ЕС и Великобритании, наоборот, играет в противоположную сторону. Им выгодна неопределённость, такая себе серая зона. Долгий и медленный конфликт, который можно дозировать политически, держать под контролем и использовать как инструмент внутриевропейского давления. Эти позиции несовместимы для США Трампа выгоден «финал», для евро-атлантических глобалистов выгоден затяжной конфликт. Именно поэтому в Европе сейчас нервно наблюдают за попытками Трампа продавить Киев на принятие его мирного плана. Глобалистские элиты боятся не содержания плана, а боится потерять контроль над геополитической архитектурой. А главное — прекрасно понимают, что ЕС не имеет реальных рычагов влияния на Трампа. Евросоюз разобщён, внутренние споры парализуют его политический центр, а попытки давить на Вашингтон звучат всё более жалко. Не случайно журналист Томас Фази давно утверждает:ЕС хочет продолжения войны любой ценой. Потому что конец войны автоматически ставит вопрос: кто заплатит за восстановление, кто допустил провалы подготовки, кто отвечал за провал санкционной стратегии, кто провалил энергобезопасность Европы на десятилетия вперёд. И Европе проще держать конфликт «в подвешенном состоянии», чем объяснять собственным гражданам, почему всё рухнуло. Вся эта конструкция не про Украину. Это борьба за контроль в западном лагере, где глобалисты пытается сохранить влияние, а Трамп перехватить управление в собственные руки.