Телеграм канал «протоиерей Игорь Рябко»

Где проходит граница между нашей свободой и благодатью Божией? Где я могу сам, а где только благодать? Что я могу, а что без Боге никак? Эти вопросы не новы, о них спорили Пелагий и Августин, их, в той или иной степени, подымали религиозные философы и мыслители. Но и кроме них есть и еще миллион вопросов к Богу. Праведный Иов был уверен, что в споре с Богом он обязательно выиграет. Как же могло быть иначе? Ведь он же был очевидно прав. Бог не справедлив, Он нарушает свои же собственные законы. Разве это не понятно. Иов был готов смело выйти на суд с Богом и выиграть спор. Бог не осудил за это Иова. Он осудил Его друзей, которые оправдывали Бога, и обвиняли Иова. Еще один парадокс Священного писания. Когда Бог пришел на просьбу Иова, то не стал ему ничего объяснять. Он сам стал задавать вопросы. Но Иова привели в молчание не вопросы, а видение Самого Бога. Для нас, тех кто Бога не видел, остаются только вопросы, заданные Богом Иову. И главный ответ на них - мы не умнее, не справедливее, и не любвеобильнее Бога. Если что, то нам не понятно, то это не потому, что Бог неправ, а потому что мы не знаем так как знает Бог. И наша логика, не тот инструмент, с помощью которого можно исследовать глубины промысла. Бог ждет от нас духовной практики, а не размышлений, в которые ввергает нас ложный эгоизм с помощью своего любимого орудия – интеллекта. Если Бог дает нам заповеди — значит мы должны стремиться к тому, чтобы их исполнить, даже тогда, когда у нас это не будет получаться. Я не думаю, что, дав заповедь: «будьте совершенны как совершенен и Отец ваш Небесный» Христос ждет от нас того, что проснувшись с утра мы станем маленькими богами и начнем всех одаривать своей жертвенной любовью, терпением и лаской. Но мы должны двигаться в этом направлении. Человек похож на больного колясочника, которому Спаситель говорит: «встань и иди». Он встанет, но сразу же упадет, пытаясь сделать первый шаг. Но если при этом он будет стараться идти и дальше, не смотря на падения, которые будет его преследовать, он в конце концов сможет ходить. Но не благодаря собственным усилиям, а благодаря помощи Божией. Мы сами по себе конечно же ни на что хорошее не способны, кроме одного – выразить свое согласие с этим самым хорошим, и делать все возможное чтобы к нему стремиться. На этом пути мы придём к опытном знанию нашего собственного бессилия в борьбе со злом, которое живет в нашей душе. Мы придём также к смирению, а вместе с этим и к пониманию того, что и в других людях живет такое же зло, и они против него так же бессильны, как и мы. От этого в нас появится сострадание. А вместе с ним придёт Божия благодать, которая будет нас менять. На этом пути нас ждут не победы, а поражения, не слава, а позор. Мы конечно же будет падать, но важно чтобы мы падали головой к Богу, а не наоборот. Потом снова подымались и шли дальше. В Притче о сеятеле зерно, падающее на землю пассивно. Его будущее зависит только от качества почвы, на которую оно упало. Но в действительности, если принять то, что зерно — это слово Божие, то оно имеет активирую силу. И эта сила такова что способна измельчить камень, уничтожить сорняки, отогнать хитрую птицу. Для этого зерна нет ничего невозможного, только бы сама почва дала свое согласие действовать в ней и преображать ту среду, в которую оно попало.

Что недосказано в притче о сеятеле. Христос говорил притчи простым людям, в большинстве своем малообразованным, которые не владели тонкими философскими материями, чей ум не был склонен к глубокой рефлексии. Но пришедшему к нему ночью глубоко мыслящему Никодиму Спаситель отрывал уже более глубокие горизонты откровения. Невозможно сказать всем, так, чтобы не возникало вопросов и было понятно каждому. Слово Божие только на первый взгляд кажется вполне понятным. А для того, кто что-то все таки что-то не понял, найдутся тысячи голов, которые будут вещать сутки напролет объясняя и растолковывая то что осталось не ясным. Когда-то, много лет тому назад, я тоже был такой же «головой», которая отвечала на все вопросы. Слава Богу эта самоуверенность у меня давно прошла. И я теперь с удивлением смотрю на тех, кто все знает и готов дать ответы на любые вопросы. Я уверен, что ни один из них не сможет мне объяснить даже то, о чем говориться в Символе Веры несмотря на то, что все давно разжевано катехизисами и учебниками по догматическому богословию. Но все это лишь поверхностные знания. Откровение — это не то, что можно понять умом. Это то, что, минуя ум открывается в духовной интуиции сердцу. Я знаю точно – тот, кто знает тот молчит. Молчит, потому что знает. У того, кто переступил порог, находящийся за пределами слов и понятий, уже нет вопросов. Но и ответов на наши вопросы у него тоже нет, потому что в слова их облечь невозможно. Вот, казалось бы, такая простая и растолкованная самим Спасителем «Притча о сеятеле». Суть ее ясна. Притча - предупреждение об опасности, которую несет в себе теплохладность и бесчувственность к духовной жизни. Что еще здесь нужно разбирать? Ну хотя бы то, что в притче претензии ставятся к почве, а не к сеятелю. Птица забрала зерно, камениста почва не дала плодов, земля, не подготовленная к посеву, не смогла дать урожай. Но разве могло быт иначе? Разве можно чего-то другого ждать от камня, или земли, поросшей бурьяном? Разве виноват камень в том, что он не чернозем? Или дикое поле, в том что оно не очищенный от сорняков огород? Может быть, земля каким-то образом могла отогнать птицу и защитить зерно? Я не раз убеждался в своей педагогической практике что К. Ушинский и А. Макаренко были правы предупреждая нас о том, что нет смысла тратить излишние силы на учеников, которые не способны заниматься науками. Почва каменная не способна к усвоенную знаний. Можно применить к ней самые передовые методики образования, можно делать титанические усилия, но, если школьник от рождения не способен к постижению глубоких знаний, привить их не получиться. Тоже самое можно отнести и к религиозному чувству. Им обладает на самом деле не так уж много людей. Большинство же из нас живут на земле так как и все другие животные. Это все та же борьба за выживание, забота о безопасности, инстинкт продолжения рода, охота ради пропитания. Только формы, способы, и средства мы для этого используем, к сожалению, несколько иные, чем животный мир. От этого на земле и страдает все живое. Можно сколько угодно объяснять это помрачением ума и духовной слепотой как следствием грехопадения, но суть от этого не меняется. У большинства людей по отношению к Богу и к собственному спасению сердца или каменные, или заросшие бурьяном многопопечительности. Большинство людей проживает свою жизнь ни разу даже не задумавшись о Боге, не говорят уже о том, чтобы как-то к Нему приблизиться. Но они родились такими. Что же теперь? Они достойны ада только потому, что не имеют в своей душе никакой нужды ни в Боге, ни в общения с Ним. Человек на восемьдесят процентов состоит из наследственности. И только на двадцать из того, что сформировала в нем культурная среда, воспитание и образование. А из этих двадцати, может быть, пара процентов останется у него на то, что он может добиться сам, своими силами. Но даже эти самые силы даны ему изначально от рождения. А есть их не было и в помине?

https://www.calameo.com/read/007547317e17efe47fa74?fbclid=IwY2xjawNnIsVleHRuA2FlbQIxMABicmlkETFjOURNMjBjb2trbjdmSEpzAR7pKTWTI1K7COmNqune7sNVdnAPHH1N50tHjU2tsxpHMk2RHsvwnkpKDfghIg_aem_KB76PEUR3jurAJqfM1BRPQ

Тот же текст в ПДФ

3. Апелляция к авторитету архимандрита Рафаила (Карелина) и ее двойной стандарт Это самый показательный момент, демонстрирующий логическую непоследовательность автора. ● Только что он яростно оспаривал аргумент авторитета, когда речь шла о старце Кирилле (Павлове) и Глинских старцах в биографии «Симеона». ● Но сразу же после этого он сам прибегает к тому же самому аргументу, цитируя негативное мнение архимандрита Рафаила (Карелина) как неопровержимый вердикт. Это двойной стандарт. Правила меняются в зависимости от того, кто их применяет. Авторитет хорош, когда он на твоей стороне, и не значит ровным счетом ничего, когда на стороне оппонента. Такой подход разрушает саму возможность честной дискуссии. Вывод: Заключительная часть статьи не подводит логический итог, а служит идеологическим закреплением образа врага. Автор: 1. Приравнивает внутреннюю богословскую дискуссию к внешней религиозной агрессии, чтобы оправдать риторику тотальной войны. 2. Заранее обесценивает любые возможные контраргументы через конспирологические теории («наживка») и двойные стандарты (отрицание авторитета для оппонента и использование его для себя). 3. Подменяет предметный анализ текстов апелляцией к вышестоящим инстанциям (Кинот) и другим авторитетам (о. Рафаил), демонстрируя нежелание или неспособность вести дискуссию по существу на равных. Финальный аккорд — это не призыв к размышлению, а призык к разрыву: «будьте умнее рыбы», «не ставьте под угрозу спасение». Это язык не дискуссии, а ультиматума, завершающего длительную кампанию по моральной и интеллектуальной дискредитации оппонента. Заключение: Цена аргументативной недобросовестности Публицистика о. Георгия Максимова наглядно демонстрирует, насколько вредна для церковного сознания аргументативная недобросовестность. Когда полемист позволяет себе систематически нарушать логику, он наносит урон не только объекту своей критики, но и самому себе, и всей церковной среде. Во-первых, дискредитируется сама цель защиты веры. Борьба с реальными или мнимыми заблуждениями, ведущаяся методами манипуляции, передергиваний и подмен, превращается в свою противоположность. Она порождает не уверенность в истине, а сомнения и скандал. Читатель, заметивший логические ошибки и нечестные приемы, по закону жанра начинает с недоверием относиться ко всему тезису критика, даже к тем его частям, которые могут быть справедливы. Во-вторых, происходит девальвация богословской мысли. Сведение сложнейших вопросов богопознания, аскетики и мистического опыта к примитивным схемам «православие vs ересь» и поиску «вражеских» цитат обедняет духовную жизнь. Это воспитывает в пастве не трезвомыслие и способность к различению, а фанатизм и интеллектуальную лень, когда вместо вдумчивого изучения Предания предлагается руководствоваться ярлыками и указаниями на «правильных» и «неправильных» авторов. В-третьих, и это самое главное, такая риторика раскалывает церковное тело. Она заменяет соборный поиск истины, в котором возможны нюансы и разные богословские акценты, на дух подозрительности и охоты на ведьм. Когда всякий творческий поиск, всякая нестандартная формулировка объявляются заведомой ересью, а их автор – лжецом и сектантом, Церковь теряет способность к внутреннему развитию и диалогу с миром. Она рискует превратиться в секту самой себя, отгороженную от мира не столько стенами веры, сколько стеной собственного страха и невежества. Таким образом, вред от подобной «критики» простирается далеко за рамки конкретной полемики вокруг «Симеона Афонского». Это вопрос здоровья всего церковного организма, его способности к трезвой, честной и любовной дискуссии, где главной целью является не победа над оппонентом, но совместное стремление к Истине, которая всегда больше любых наших о Ней представлений.

● Против аргумента о духовном опыте («критики — бездуховные книжники»): Здесь автор совершает ключевую ошибку, заявляя: «Никакой духовный опыт и практика не способны ложь сделать истиной». Это верно, но проблема в определении, что есть «ложь». Автор априори считает свои трактовки догматов — истиной, а трактовки «Симеона» — ложью. Однако многие высказывания «Симеона» являются не догматическими определениями, а апофатическими высказываниями или аскетическими метафорами, которые нельзя оценивать по критериям школьного учебника догматики. Утверждение, что его кандидатская степень дает ему «достаточную компетенцию» для оценки духовного опыта другого человека, является проявлением научного и богословского снобизма. Он подменяет дискуссию о содержании опыта — административной проверкой на соответствие формальным нормам.