Телеграм канал «KATABASIA»

Следующий переведённый нами отрывок диссертации Шай Ферраро «Жрица, ведьма и женское движение» завершает третью главу об известных ведьмах 50-х и 60-х (прошлая глава, напомним, была посвящена Гарднеру, Эдит Вудфорд-Граймс, Дорин Валиенте, Патрисии Кроутер, Монике Уилсон, etc, etc, etc) и рассказывает о Роберте Кокрейне, организации Регентсва, Алексе и Максин Сандерсах. «Жрица, ведьма и женское движение», глава 3. 1960-е: Кокрейн, Регентство, Сандерсы Особенно интересно саммари в конце главы, которое любопытно перекликается с недавно переведённым нами исследованием «Маги XXI века», где кроме прочего фигурирует отношение к магии как модернистской религии, отвергающей догматизм, авторитаризм и иерархию ради личного прорыва к трансцендентному через сочетание магической практики, научных и религиозных воззрений и приёмов искусства. Ферраро же рассуждает о социальном климате 60-х, пике секуляризации, который привёл не к отвержению веры как таковой, а к предпочтению формальной религиозной практике вот таких альтернатив. Все, о ком рассказывает Ферраро в этой главе, в меньшей степени «рвутся к трансцендентному», а в большей охотятся за преемственностью и легитимностью или формируют её активными действиями, занимаются социальным и идеологическим строительством. Их ковены и кланы — эдакие микро-прото-церкви, одновременно концептуальные, социальные и семейные центры. Строительство их иногда успешно — и про них пишут книги, снимают фильмы, на их ритуалы стекается народ, паруса их начинаний надувает ветер истории — а то, что они хотят рассказать и распространить, становится модой новых поколений. А иногда как-то иначе — и, переживая нервный срыв, они кончают с собой к какому-нибудь празднику. Вчерашние Короли-ведьмаки и Королевы-ведьмы на удивление всё ещё с нами — слишком уж живо их наследие, слишком актуальны и узнаваемы их приключения. А во времена, требующие стремительных мутаций, рассказ о том как гибли, прорывались и менялись они сами, становится ещё интереснее.

Следующий переведённый нами отрывок диссертации Шай Ферраро «Жрица, ведьма и женское движение» завершает третью главу об известных ведьмах 50-х и 60-х (прошлая глава, напомним, была посвящена Гарднеру, Эдит Вудфорд-Граймс, Дорин Валиенте, Патрисии Кроутер, Монике Уилсон, etc, etc, etc) и рассказывает о Роберте Кокрейне, организации Регентсва, Алексе и Максин Сандерсах. «Жрица, ведьма и женское движение», глава 3. 1960-е: Кокрейн, Регентство, Сандерсы Особенно интересно саммари в конце главы, которое любопытно перекликается с недавно переведённым нами исследованием «Маги XXI века», где кроме прочего фигурирует отношение к магии как модернистской религии, отвергающей догматизм, авторитаризм и иерархию ради личного прорыва к трансцендентному через сочетание магической практики, научных и религиозных воззрений и приёмов искусства. Ферраро же рассуждает о социальном климате 60-х, пике секуляризации, который привёл не к отвержению веры как таковой, а к предпочтению формальной религиозной практике вот таких альтернатив. Все, о ком рассказывает Ферраро в этой главе, в меньшей степени «рвутся к трансцендентному», а в большей охотятся за преемственностью и легитимностью или формируют её активными действиями, занимаются социальным и идеологическим строительством. Их ковены и кланы — эдакие микро-прото-церкви, одновременно концептуальные, социальные и семейные центры. Строительство их иногда успешно — и про них пишут книги, снимают фильмы, на их ритуалы стекается народ, паруса их начинаний надувает ветер истории — а то, что они хотят рассказать и распространить, становится модой новых поколений. А иногда как-то иначе — и, переживая нервный срыв, они кончают с собой к какому-нибудь празднику. Вчерашние Короли-ведьмаки и Королевы-ведьмы на удивление всё ещё с нами — слишком уж живо их наследие, слишком актуальны и узнаваемы их приключения. А во времена, требующие стремительных мутаций, рассказ о том как гибли, прорывались и менялись они сами, становится ещё интереснее.

А также выяснилось, что многие уже и не помнят ни про какой «Дом волка» всё тех же Хоакина Косиньи и Кристобаля Леона — и действительно, вышел он ещё в 2018 г., и писали мы о нём давно. Это истинно гностическая история с очень дурным концом, посвящённая жизни в колонии Дигнидад, основанной в Чили бывшим санитаром Вермахта Паулем Шефером. Колония была закрытой полувоенной зоной, обнесённой колючей проволокой, со смотровыми вышками по периметру. На неё не распространялась юрисдикция Чили, у жителей (400 человек!) не было денег и документов, был запрещён секс, а режим Пиночета использовал это поселение как пыточную и политическую тюрьму. Жившие там люди утверждали, что более всего это поселение походило на концлагерь, управляемый культом «живого бога» Шефера. Просто Колония для героини фильма, «Баварская Вилла» для местных, Дигнидад в «Доме волка» — это целый рваный, замешанный на грязи мир, жизнь в котором складывается из мусора и в него же возвращается. Так и героиня сбегает из Дома — но кается и возвращается на праведный путь. Кажется, будто Волк — это враг, охотящийся за тобой и твоими любимыми поросятами, дурной внутренний голос, нашёптывающий ложь, от которого нужно бежать, нужно скрыться. Но бежать получается лишь в одно место — и Волк оказывается его Господом, а его законы превращают во зло всё, что не от него. Призывание Волка ужасно: «Пожалуйста, вой, рычи и Дом разнеси!.. Вой, рычи и грусть сотри!.. Вой, рычи и радость принеси!» — и приводит оно лишь к тому, что выясняется очевидное — что Волк был здесь всегда, что всё тут принадлежит ему, и мир его — концлагерь. «Вот и сказочке конец! Пора домой, крошка. Ну а ты, поросёночек, хочешь, чтобы я о тебе позаботился?» Мир фильма — изуродованное и волшебное подобие реального. Густая, кромешная сюрреалистическая фантасмагория кошмара — адекватное отражение реальности Баварской Виллы. Постоянно выскакивающий религиозный символизм придаёт происходящему извращённую мистичность, будто перед нами кинематографическая адописная икона. Все персонажи неустойчивы и одновременно сказочны: они превращаются и морфируют, свиньи — в людей, беглянка — в патриота Волка, уродливые замарашки — в прекрасных подростков, последние близкие существа на Земле — в жестоких людоедов. Неустойчивый, фальшивый мир, мир кошмарной и уродливой сказки, где если поросят не съест Волк, то они всё равно сожрут друг друга. Художественный метод режиссёров создаёт его в совершенстве. Обыденные вещи приобретают новое значение, меняют функции, становятся частью кошмара или преображаются. Образ персонажа в одной сцене может быть нарисован на стене, стечь на пол и оттуда восстать в виде трёхмерного объекта, не нарушая повествование, затем морфировать в свинью, а из неё — в зловещего пасторального Ганса. Причём стадии превращения будут включать бессловесную тварь-человекосвинью, кошмарного и немого уродливого ребёнка, обожжённого калеку с головой на половину комнаты, медовую гору, etc, etc, etc. Все эти приёмы в совершенстве помогают передать дух дурного Творения, созданного Господом-педофилом с очень, очень нечистыми намерениями и совершенно безысходного. Конечно, задачей режиссёров было показать абсурд, зло и безысходность конкретно Дигнидада и любого подобного места с подобными создателями и их риторикой. Но неплохо получилось изобразить попросту мир Бога-Горшечника, Чёрную Железную Тюрьму, менее ужасающие, зато более устойчивые. Оригинал: https://katab.asia/2025/12/23/wolfhouse/

Между «Солнцестоянием» и «Всеми страхами Бо» Ари Астер, оказывается, успел побывать продюсером жуткой, совершенно в духе нынешних тёмных ночей, чилийской короткометражки «Останки», или «Кости». Её режиссёры Хоакин Косинья и Кристобаль Леон могут быть известны конфидентам по своей прошлой работе — «Дому волка». В её духе получилась и короткометражка, достойная выйти из-под руки Роберта Моргана: настоящее черномагическое жертвоприношение Шванкмайеру и Братьям Куэй. Но если «Дом волка» можно сравнить с адописной иконой, на которой Волк-Иалдабаоф занимает господствующее место, то «Останки» — разрушительное заклинание, пусть и в культурной парадигме, а не в магической. И предсказуемо наследующее духу «Дома...» — в стилистике, интересе к изуродованному мистицизму и даже в политической остроте. Самые узнаваемые лица — поднимаемые из мёртвых и сшиваемые из кусков трупов чилийские консерватор XIX века Диего Порталес и соратник генерала Аугусто Пиночета Гусман Хайме. А единственная сравнительно живая героиня — кукла Констанца, эдакая чилийская Алёнушка, душа чилийской нации... Устраивающая мрачный ритуал искажённого, перевёрнутого бракосочетания наоборот, чтобы уничтожить свою извращённую связь с этими двумя. Отличный обряд, есть чему поучиться. Оригинал: https://katab.asia/2025/12/23/bones/

Ну и какой мрачный праздник без сказочки? Когда четыре года назад о фильме «Капитан Волконогов бежал» писали, что снимать кино о сталинских репрессиях дело неблагодарное, но не запретное, то ещё не очевидно было, что в прокат фильм не пропустят. Ни в апреле, ни осенью 22-го, ни потом даже в рамках ночи кино в Музее истории ГУЛАГа. На деле же фильм вовсе не рассказывает про сталинские репрессии: это не исторический очерк, не документалистика, даже не художественная драма. Это сорокинская сказка: со сладчайшими гопосексуальными нквдшниками в униформенных трениках и кожаных куртках, с тащмайором с кровью на губах, с палачом-ударником дядей Мишей с «вырубкой» в сорок человек в день. И Ленинград тут — конечно, альтернативный Ленинград в стиле магического реализма: со стильными граффити; игрой в волейбол и пытками прямо в музее Академии Штиглица, где гротескно устроилось Управление государственной безопасности; гумилёвскими трамваями... но и расстрелянными товарищами, которые утром просят захватить в буфете компота — а ночью уже выкапываются из братской могилы с предупреждениями о муках ада. Конечно, сорокинская сказка должна быть исторически корректна не больше, чем сказка о царе Салтане. Но получилась она, несмотря на весь гротеск, китч и клюкву, настолько убедительной со всеми бесчеловечными волчьими пытками, убийствами виновных и невиновных, предательством родственников и травлей семьи врагов народа... что хоть это всё и выдумка — а правдивее архивной справки. Вплоть до того, что обязательно после смерти бывает с чекистами. Оригинал: https://katab.asia/2025/12/21/wlkngv/

Приветствуем полночь духов, конфиденты. Всех, кто празднует астрономическое зимнее солнцестояние, поздравляем: наступила самая длинная ночь в году, а дна года мы достигнем сегодня вечером (21.12.25 15:03 UTC — для Вавилонов на Москве и на Неве это 18:03). Сегодня мрак сгустится до предела — но не мрак отчаяния, а мрак возможностей: темнота грядущего, как никогда непредсказуемого и странного. Эта ночь и все оставшиеся ночи года будут возможностью всмотреться в эту темноту и определить, чего мы желаем от наступающего года — и, на всякий случай, от всей оставшейся жизни. Что мы захотим совершить, какие проекты начать или закончить, кого встретить и какие новые союзы заключить, что будет необходимо, а что невозможно. Это время — самый удобный в году шанс ухватить за хвост своё сновидение и втащить его в свою судьбу, сделать плотной и равноправной частью происходящего. Пусть в этом дерзании удача ждет каждого из нас. Вечная слава горящим всем нам! Оригинал: https://katab.asia/2025/12/21/wintersolstice2025/

Оглядываю зал и задаюсь вопросами: почему люди добровольно выражают идеи, требующие подпитки кровью и временем? Что ими движет, и как это разжечь? Как долго они обдумывают свой замысел, какие цели преследуют, всегда ли удовлетворяются результатом и процессом? Все вопросы волнуют меня [одну из личностей Храма], но остаются лишь дрожью на поверхности разума. За дрожью скрывается знание: лучший жест, на который способен человек - это жест спонтанный, чуждый его личности здесь и сейчас, магический, поэтический или просто бытовой. Он позволяет наполнить столько пространства, насколько широк шаг. Кто знает, вдруг вся Вселенная может быть покрыта за шаг? Не мысль дарит знание, а решительное, резкое действие. И тихое, внимательное наблюдение за тем, что оно изменит вокруг и внутри. Вокруг меня изменился лишь клочок оставленного пространства, а внутри произошла перемена, каких в жизни человека можно пересчитать по пальцам. Каждая фраза на стене - всполох огня в темноте. На мрачных стенах мира мы оставляем яркие всполохи своего существования: иногда - кляксы, иногда - сигилы и знаки или целые предложения хорошо поставленным почерком… И мир, покрытый кляксами, и капище, покрытое посланием, являются попыткой отыскать себя. Попыткой тех, кто себя никогда не терял. Постоянный процесс и юность духа разгоняют темноту деградации и смерти. Кто-то нашёл друг друга, чтобы вы прочитали эти строки и увидели снимки. Теперь подумайте о знаке, встретившем вас, и о знаке, который сами изволите оставить на пути. Второго шанса не будет.