🤩 Зеленые мили
Звонок раздался, когда черноглазая девушка в чадре паковала мои орехи и сухофрукты в бумажные пакеты.
— Я вышел.
Эти два слова — как две галочки в прочитанном сообщении. Как глоток кислорода в безвоздушном пространстве: еще какое-то время будем жить. Еще пара дней выкрадена у вечности. Можно спать
спокойно этой ночью. И можно было бы даже еще крепче и спокойней, но на том конце мои
сообщения пропадают в черной дыре. А на звонки не реагирует ни один из троих. Думать сейчас об этом нельзя, совсем нельзя…
— Слава Богу. С праздником тебя…
— Погоди. У нас беда. Кузя 300, есть риск, что ампутируют ногу по колено. И наши двое не вышли. Связи нет. Я в госпиталь, после выхожу их искать. Боюсь, найду только тела.
Паника, паника… Кислород стремительно исчезает из воздуха. Передышки не получилось, боги войны решили, что мы не заслуживаем даже временной амнистии. Нащупываю ногой какой-то ящик. Связь по видео, он. — в полной броне, масхалате, шлеме. Заросший и невозможно усталый.
— Нет! — протест вырывается раньше, чем
я успеваю осознать всю его бессмысленность. — Пожалуйста, прошу тебя…
Но я даже не знаю, о чем прошу. Это как полностью иррациональная молитва: пожалуйста, прошу тебя, выживи всем смертям назло. А больше ничего не надо. И парни, позывные которых стали уже родными за три месяца, парни, которых, возможно… но думать нельзя об этом. Даже думать нельзя. Вера — все, что остается у нас, лежащих головой в разрезе гильотины.
— Увы, да. Некому больше идти. Все будет хорошо. Я выйду и позвоню. Это быстро. И у меня просьба. Можешь позвонить Кузиной жене?
— Конечно.
Она писала мне накануне. Беременная молодая девчонка. Говорила — я плачу, мне страшно. Нет связи. Что я скажу ей? Что связь сейчас появится, но ее любимый и отец ребенка останется, возможно, калекой? Будет она его любить без ноги?Хватит ей мудрости понять, что часть души не умирает с частью тела? Перед глазами всплывает другой человек. У него тоже не вся нога на месте, но это неважно, настолько неважно… просто оборвалась связь, канаты, что казались прочнее стали, не выдержали напора эмоций. Гоню непрошенные образы и набираю ее номер.
— Привет. Все хорошо, он жив.
На том конце девчонка заходится в слезах.
— Слава Богу! Но почему вы звоните, а не он? Что случилось?
— Все в порядке. Он немного ранен на БЗ, но живой и до свадьбы все заживет. Нога под
сброс попала, осколочные, есть риск ампутации, но будут пытаться спасти.
Добавляю от себя, чтобы не вызывать панику, не обрушивать на эту девочку больше, чем она может унести. Пусть все уложится в голове, а потом война план покажет.
— Ой, да и пусть без ноги, лишь бы живой!
А вы правду говорите?
— Соберись, пожалуйста. Зачем мне тебе врать? Он в операционной в госпитале, — я абсолютно не представляю, где он, — как только операция закончится и связь появится, позвонит сам. Не паникуй и не рыдай в трубку. Им нужна поддержка, а не сопли.
Эту простую истину я уяснила на второй месяц, разрыдавшись в трубку после трех дней ожидания выхода с БЗ. И получив черпаком по сопливым щам: «Мне тут только твоих слез не хватало! Я три дня по лесу ползал, вернулся, грязный, уставший, голодный, сразу в интернет, а тут ты еще воешь!» Выть я перестала. По крайней мере, в трубку.
Звонок с незнакомого номера.
— Здравствуйте! Я мама Кузи. Скажите, пожалуйста, он точно живой?
— Здравствуйте! Ну конечно, живой. Звонил
его командир.
— И мне звонил.
— Ну вот. Он как есть, так и сказал. Живой. Нога.
Я потом привыкну, что мне будут звонить матери, жены, сестры. Как будто в ту инстанцию, где их точно не обманут из гендерной солидарности. И мы вместе будем радоваться, горевать, лечить, встречать, любить, хоронить. Где-то к концу второго года я пойму, что стала матерью десятки раз. Просто вот такие у меня оказались трудные дети. Ни тебе пухлых ручек и ножек в перевязочках. Ни целования в розовый живот. Сразу достались трудными подростками. Но материнский инстинкт на какое-то время реализован. Возможно, навсегда…
©️ Ловец
ДНЕВНИК МРАКОБОРЦЕВ
Подписаться
МРАКОБОРЦЫ В MAX