Телеграм канал «Дом с паранормальными явлениями»

Следственный комитет Республики Казахстан? Завтра состоится расширенная коллегия правоохранительных органов под председательством Президента. Композиция участников — максимально широкая: Генпрокуратура, МВД, АФМ, Антикор, Администрация. Такие форматы не собираются ради рутинных отчётов. Когда в одном зале все следственные и контрольные органы — это уже не координация, а архитектура. Ходят разговоры, что в силовом блоке давно зреет идея "упрощения". Следствие — слишком фрагментировано, полномочия разбросаны. Где начинается дело — там и тонет. В такой ситуации нужен не антикор, не финансовая разведка и не управление при КНБ, а один — управляемый, подконтрольный, вертикально встроенный контур следствия. С понятным начальником. Логика проста: страна устала от ведомственного пинг-понга. Кандидат на ключевую роль в этой системе — не новичок. Человек, который знает, как работает прокуратура, кто за что отвечает, и с кем лучше не спорить. Последние полтора года он сидит в кресле, в которое его, скорее всего, сажали временно — пока дозреет момент. На его место, в свою очередь, может сесть тот, кто давно мечтает уйти с городского уровня обратно в большую лигу. Впрочем, детали объявят не сразу — сначала архитектура, потом фамилии. Если завтрашняя коллегия завершится без громких анонсов — это не значит, что решений не было. В такие моменты главное — кто в зале, а не что в протоколе.

Россия погружается в затяжной военный и экономический кризис. Санкции, мобилизационные издержки, деградация институтов — всё это приводит к системному истощению. В российской истории аналогичные периоды ослабления центра (1917, 1991) неизбежно сопровождались всплеском дестабилизации и борьбой за контроль над улицей. Сегодня такую борьбу выигрывают не демократические силы, а ультранационалисты. Либеральная общественность, которая могла бы выступить конкурентом в сфере легитимного протеста, либо эмигрировала, либо оказалась маргинализирована. Вакуум легитимной оппозиционности постепенно заполняют крайне правые — те, кто остаётся «допустимыми» в логике режима. Чеченцы, дагестанцы, татары или мигранты не рассматриваются как носители допустимой публичной субъектности — они либо ассимилируются, либо контролируются силовыми структурами. На этом фоне власть, в частности спецслужбы и администрация президента, демонстрирует не просто толерантность, но и попытку направленного взаимодействия с радикальными националистами. Отчасти — как в поздней империи, где государство пыталось использовать "черносотенные" настроения для сдерживания либеральной оппозиции. Так и сегодня — мы наблюдаем рост активности русских общин, ксенофобскую риторику, кампании против мигрантов. Это не стихийность, а инструмент. Сигналы становятся всё более явными: режим в условиях ослабления ищет, на кого опереться. И делает ставку на те силы, которые ещё вчера считались маргинальными. Эти сдвиги важно фиксировать — они определяют, в каком направлении будет деформироваться поствоенная Россия.

Саммит Китай + Центральная Азия: когда регион перестаёт быть объектом и становится участником Пока одни альянсы обсуждают, как «сдерживать», другие — как развивать. Саммит КНР – Центральная Азия оказался в центре внимания, и не только в силу географии. Он показал: у региона есть альтернативные траектории. Китай — одна из немногих стран, которая при обсуждении инфраструктурных и инвестиционных проектов не сопровождает предложения политическими условиями. Это редкость в эпоху, когда финансирование всё чаще становится рычагом. На уровне риторики — ясные сигналы. Территориальная целостность, суверенитет, невмешательство — слова, которые не везде имеют практическое значение, но здесь зафиксированы официально. Растущий интерес к китайскому образованию (15 тысяч казахстанских студентов), культурным обменам, визитам и грантам — не результат кампаний, а органическая реакция на возможность. Параллельно — экологическая инициатива по расселению сайгаков: жест, который в других форматах внешней политики встречается крайне редко. Саммит проходит без громких лозунгов. Но он стал напоминанием: в международных отношениях не всегда побеждает тот, кто громче говорит. Иногда — тот, кто просто предлагает условия, в которых можно говорить на равных.

Почему тюркские и арабские государства не против Израиля Современный ближневосточный порядок устроен так, что привычная бинарная схема "Израиль vs мусульманский мир" давно утратила актуальность. Вместо идеологического фронта образовался геополитический треугольник с множеством противоречивых интересов, в котором Израиль оказался ближе к Турции и части арабских государств, чем, например, к Ирану. 1. Иран как точка напряжения и тюркский фактор На севере Ирана проживает порядка 15–20 миллионов этнических азербайджанцев, что больше, чем в самом Азербайджане. (Факт: бывший президент Ирана Махмуд Ахмадинежад действительно имел азербайджанское происхождение по отцу). Это создает внутреннюю уязвимость Тегерана на фоне растущих тюркских интеграционных амбиций в регионе. В рамках конфликта вокруг Карабаха союзниками Армении стали Россия и Иран, что автоматически поставило их в оппозицию тюркскому альянсу, включающему Азербайджан и Турцию. В центре разлома — Зангезурский коридор, длиной всего 40 км, но он соединяет: основной Азербайджан с эксклавом — Нахичеванской Автономной Республикой, Турцию с Центральной Азией, минуя Россию и Иран. Этот коридор — не просто логистика, а основной инфраструктурный элемент пантюркизма, и в его разблокировке заинтересованы все тюркские государства, включая Казахстан и Узбекистан. Израиль, в свою очередь, оказался ситуативным союзником, поскольку он также противостоит Ирану — причем куда более остро. 2. Конкуренция Турции и Ирана за региональное лидерство В реальности Иран и Турция де-факто находятся в состоянии прокси-противостояния: В Сирии и Ираке их поддерживаемые силы регулярно сталкиваются. В Ливане Турция стремится усилить суннитские структуры, тогда как Иран опирается на шиитскую "Хезболлу". При этом Турция в отличие от Азербайджана не заинтересована в полном разрушении Ирана. Причина проста: курдский фактор. Миллионы курдов проживают в Турции, Иране, Ираке и Сирии. В случае распада Ирана идея создания независимого Курдистана становится реальной, что ударит по самой Турции, где курды — вторая по численности этническая группа. Потому Анкара балансирует: конкурирует, но не желает окончательной дестабилизации Тегерана. 3. Арабский мир: фрагментация и прагматизм Арабы уже давно не выступают единым фронтом: "Боятся перечить сильному" — Египет, Иордания, Марокко, Алжир, Тунис. У них есть дипломатические отношения с Израилем, часть получает от него технологии и безопасность. "Не могут" — Сирия, Ирак, Ливия. Страны разрушены или утратили субъектность. "Не заинтересованы" — Саудовская Аравия, ОАЭ, Кувейт, Катар, Оман. Их волнует сдерживание Ирана, и здесь Израиль — союзник, а не враг. "Хотят, но слабы" — Йемен, Ливан, Палестина. Их протесты символичны, но не влияют на политику региона. Израиль стал частью архитектуры регионального баланса, особенно на фоне "Соглашений Авраама", после которых вражда с ним перестала быть "обязательной нормой". 4. Центральная Азия: взгляд через призму свободы от соседей Для тюркских республик Центральной Азии (Казахстан, Узбекистан, Кыргызстан, Туркменистан) Иран, Россия и Китай — это одновременно и соседи, и ограничения: Они контролируют логистику. Они формируют повестку, в которой тюркские государства всегда вторичны. Исторически, когда усиливается Тегеран, Москва или Пекин — ослабевает суверенность региона, и наоборот. Если отбросить мораль и взглянуть на ситуацию с позиций маккиавеллистского реализма, то тюркские государства Центральной Азии объективно заинтересованы в ситуативной поддержке Израиля. Но с учётом нашей приверженности Уставу ООН, где мы последовательно выступаем за нерушимость границ, территориальную целостность и глобальную стабильность, мы просто не можем позволить себе поддерживать Израиль — государство, чья политика противоречит этим принципам.

Северный Кипр — снова с турецким сопровождением. Теперь и в Астане На XIV пленарном заседании ТюркПА в Астане, помимо глав парламентов Азербайджана, Кыргызстана, Турции и Узбекистана, в повестке вновь появился Северный Кипр — точнее, его делегат от Турецкой Республики Северного Кипра (ТРИК). Формально — в статусе наблюдателя. Но символизм участия очевиден: Турция последовательно протаскивает ТРИК на все тюркские площадки, будто пытаясь приучить мир к мысли о его «легитимности». Проблема в том, что мир с этим не согласен. ООН признала провозглашение ТРИК незаконным. ЕС — категорически не признаёт её суверенитет. Казахстан же совсем недавно подписал соглашение с Республикой Кипр — единственным международно признанным государством на острове. То есть наша внешняя политика официально признаёт именно южный Кипр, а не его северную «альтернативу». Такая расстановка делает участие ТРИК в ТюркПА как минимум странным. Особенно если учитывать, что Центральная Азия всегда подчёркивала уважение к международному праву и территориальной целостности государств. Да, Турция — важный партнёр. Да, ТРИК — её исторический и политический кейс. Но всё же тюркская дипломатия — это не повод переписывать международные реалии. И чем дольше тюркские организации будут закрывать на это глаза, тем сложнее им будет говорить о собственном уважении к праву, стабильности и принципам ООН.

Экономика Казахстана демонстрирует уверенный и всесторонний рост: по итогам января–мая 2025 года ВВП увеличился на 6 %. Это не просто восстановление — это поступательное движение вперёд сразу по нескольким ключевым направлениям. Промышленность выросла на 6,4 % — и это не локальный всплеск, а широкомасштабный рост по всей стране. В Жамбылской, Туркестанской, Жетісу, Алматы и Шымкенте активно развиваются добыча, переработка, химическая и строительная индустрия. Казахстан укрепляет свои производственные мощности и диверсифицирует экономику. Сельское хозяйство даёт стабильный прирост в 4 %. Это особенно важно на фоне глобальных рисков продовольственной безопасности. Регионы Центрального, Северного и Южного Казахстана показывают синхронный рост, что говорит о системном развитии отрасли. В строительстве зафиксирован прирост на 15,4 % — ввод жилья превысил 6 млн м². Люди получают новые дома, регионы — новые школы, больницы и дороги. Инвестиции в основной капитал подскочили на 18,2 %: страна инвестирует в будущее — в инфраструктуру, транспорт, производство, энергетику. Торговля выросла почти на 8 %, транспорт — более чем на 23 %. Это показатель того, что экономика работает, предприятия перевозят больше товаров, бизнес активен, растёт спрос. На этом фоне особенно важно, что рост не сосредоточен в одном-двух секторах — он охватывает промышленность, сельское хозяйство, строительство, логистику и услуги. Это сбалансированная картина, которая говорит о том, что Казахстан научился работать в условиях глобальной нестабильности и использовать внутренний потенциал для роста. Да, есть вызовы, и никто их не отрицает. Но сегодня у Казахстана есть главный ресурс — доверие к собственной экономике. Рост уже не на бумаге — он в новых рабочих местах, в жилых кварталах, в грузовых поездах, в выросших урожаях и инвестиционных планах. И если сохранить этот курс, следующий рубеж — не просто рост, а качественное обновление экономики.

Лицо как элемент общественной безопасности Запрет на ношение одежды, скрывающей лицо, — не идеологическая кампания, а взвешенная мера, основанная на принципах безопасности, правопорядка и гражданской открытости. 🇫🇷 Международный прецедент Франция первой в Европе в 2010 году ввела законодательный запрет на нахождение в общественных местах в одежде, препятствующей идентификации личности. Законопроект был принят большинством в обеих палатах парламента, одобрен Конституционным советом и позднее подтверждён Европейским судом по правам человека. Аргументация проста: в условиях публичного пространства каждый должен быть доступен для визуальной идентификации — как гражданами, так и службами правопорядка. 🇰🇿 Казахстанский подход Сенат Республики Казахстан в настоящее время рассматривает аналогичные поправки к закону «О профилактике правонарушений». Они направлены на запрет ношения предметов одежды, затрудняющих распознавание лица в общественных местах. Исключения касаются трудовых, медицинских, климатических и культурных обстоятельств. Эта мера укладывается в общемировую тенденцию защиты открытого гражданского пространства и борьбы с потенциальным экстремизмом. ⚖️ Почему это важно Вопрос не в религии или культуре — вопрос в идентификации и предотвращении злоупотреблений. Например, в 2018 году в Барселоне мужчина в маске, скрывающей лицо, совершил вооружённое нападение на ювелирный магазин. Его идентификация заняла недели, поскольку камеры видеонаблюдения не смогли зафиксировать ни черты лица, ни мимику. Подобные случаи демонстрируют, что анонимность в публичных местах может использоваться как инструмент сокрытия преступных намерений. В условиях повышенной трансграничной мобильности, роста радикализма и технологических угроз, государства обязаны реагировать превентивно. Прозрачность, в буквальном смысле, становится условием доверия — между гражданами, между обществом и государством.