* * *
Как творит житие свое сперва первое дерево, потом второе,
так творит забытьё моё праздничное,
подсознанье нарядное
свое пророческое, с детства мне данное, повествование.
Что в мороке тебе моем?
Как говорил раньше какой-нибудь герой
ковбойского фильма,
выходя в тугих синих джинсах
на середину салуна,
где сидят бандиты, подонки, враги:
«Я слишком стар для этого дерьма».
И как будто собирается уже уходить.
И тут же начинает пальбу.
Так и мы.
Жизнь – это математическая уловка,
как количество часов в сутках или придуманный сантиметр.
В хрестоматийное лето
мы опять соберемся на пир:
две бутылки щекочущей нос советской Вдовы Клико,
бутерброды с докторской колбасой,
какие-то сохлые пряники –
и положим еще рядом с собой два нагана.
Невидимое видимо.
Только что-то грустно нам на этом пиру.
Радость моя,
никто не помешает мне иметь тебя,
ночью, в книге, в сноске, в тумане –
даже если ты не знаешь меня.
Разлука моя,
никто не помешает тебе
читать меня справа налево,
с пропуском, по диагонали –
особенно если меня самого давно уже нет.
Если выращивать гриб в миске на агар-агаре,
то вдруг станет понятной его настоящая форма.
Основная часть грибка, мицелий, обычно невидим:
то, что мы воспринимаем как «гриб»,
на самом деле это его преходящее фруктовое тело.
Это (почти дословно) мне написала одна любопытная женщина
в комментариях к одному черно-белому в крапинку блогу,
а я сразу подумал:
«Эту мысль можно взять без кавычек».
Мы вдруг поняли свою настоящую форму.
Слишком долгая жизнь. Слишком много разлук
(и всех нас можно понять: ну не может это длиться так долго),
слишком много любовей, слишком много прочитанных и фруктовых книг.
Даже песни и те выдыхаются.
Слишком длинный мицелий.
– Бабушка-бабушка,
сколько ты хочешь жить?
– До ста.
– А зачем?
Мне нравится, как смеялся Тургенев над умным французом:
«... говорили о любви, о смерти, в особенности о смерти.
Каждый вставлял своё слово. Один лишь русский на диване молчал.
– А вы что же, Тургенев?
– А я? Я не думаю о смерти.
У нас в России никто не задумывается над призраком смерти;
она остаётся далёкой,
исчезает ... в славянском тумане».
В славянском тумане – мы не исчезнем с тобой:
я, стоящий над полем, на самом краю,
ты, записанная торопливой осмысленной вязью,
но слишком сложная для меня.
Слепая математика, слепая.
Но уже без всяких кавычек.
И в это лето, долгое такое,
гнилое, и на много лет вперед,
дай счастье мне, а значит, дай покоя,
мне, той сущности, которая поет.
...И как смешны эти старые дети,
как сказал мне однажды
один мой бывший, растворившийся во мне одноклассник.
(И тоже в будущее о тебе заплачет.)
Всё, что на нем, никого не любит,
всё, что на нем, на этом уставшем скелете, не любит никто.
Что и требовалось доказать.
И тут вдруг
(через кости и старое мясо),
как через долгую-долгую рощу берез,
сквозь твою березу-скелет
белый-белый, прекрасный-прекрасный
пробивает нетварный свет.
Дмитрий Воденников
20 мая – 9 июня 2024
#воденников