P.S.
Утреннее, вдогонку к моему ночному обзору спектакля «Кабала святош».
Я с утреца на свежую голову подумала, что для Цискаридзе этот спектакль не был просто экспериментом, по принципу «а что получится?».
Мне всегда казалось странным, что вот, люди в расцвете сил и таланта – спортсмены и балетные танцовщики – вдруг однажды выходят на пенсию, и...
И что дальше?
Ну, спортсмены становятся тренерами, танцовщики становятся педагогами.
Отлично.
А если в душе всё еще горит неутолённая жажда творчества?
А если он всё еще «читает игру», как никто другой? А если он всё еще всем телом «слышит танец», а сам не танцует?
Что им делать?
Я не знаю, кто из них какой для себя находит выход, но, как мне кажется, драматическая сцена, кино, – хотя бы для некоторых из них, наделенных актерским дарованием, – могли бы стать продолжением творческой жизни.
Мне могут ответить: так вот же, им готовое поприще – ставь игру другим, ставь балеты для других.
Во-первых, это совершенно иной тип дарования, и он не у всех есть.
А во-вторых, я же сейчас о «памяти тела», которую некоторым не удается в себе полностью «истребить». Только загнать внутрь.
Вот, допустим, я не понимаю, что бы я стала делать, если бы меня лишили возможности писАть. Ну, нечем, не на чем. Совсем. А в голове роятся мысли, их хочется фиксировать – хотя бы для себя.
Это невероятная была бы мУка. Страшно даже подумать, какая.
И если для тебя открывается путь приложения этой твоей неизрасходованной творческой энергии, за него надо хвататься.
Получится–не получится – второй вопрос.
Но пробовать обязательно надо, я считаю.
Вот, у Цискаридзе получилось.