Телеграм канал «Контражур Ирины Павловой»

Граждане, вот если вам из каждого СМИ, чайника и утюга что-то такое сильно нахваливают - так сразу и знайте, что это обязательно говно. Вот, сама не знаю, почему, - но хорошее они не нахваливают, только дрэк. Это я попыталась использовать новое "средство международной связи" - и с отвращением выкинула его из своего компьютера.

Мне иногда присылают ссылки: вот, мол, какая интересная информация, - глянь. Я лезу глянуть - а там - видео. Я понимаю, людям интереснее просто болтать, чем ручками своими на клавиатуре тексты писать. И я понимаю, что другим людям тоже удобнее: включил видосик, и иди, спокойно борщ вари - информацию тебе так и так в голову вложат. Но это не для меня. Я информацию воспринимаю, только читая. Слушая, всё время сбиваюсь на свои мысли, и приходится возвращаться - но лучше всё равно не становится. Всё-таки я - человек книжной культуры, культуры чтения. Да и культуры письма, которое очень дисциплинирует мысли, освобождает текст от словесного мусора. И, кстати, я заметила: для тех, кто предпочитает видосики, смотрение кино тоже превращается нередко в слушание кино. Им неважно делается, кто как на кого взглянул, какой жест сделал, как голову повернул. Нет, сказал - и точка. И потому они очень часто всё в кино воспринимают буквально. Если человек словами сказал "люблю" - значит, любит. А что глазами он сказал "ненавижу" - проходит мимо них. Привычка зрителя к "слушанию" постепенно убивает и актерскую игру, и сценарное мастерство, и режиссуру: приходится делать всё в лоб, да еще и по два раза разжевать - чтобы правильно поняли.

Посмотрела "Эдем" Рона Ховарда, который мне хвалили. Фильм показался мне плоским и предсказуемым, актеры все - элементарными и пресными (Джуд Лоу - не исключение), персонажи - глупыми, Ана де Армас - жутко фальшивой. Из такой мощной истории сделать такое фуфло - это надо уметь. 🤐😠

О людях, которых я когда-то близко знала и любила, сегодня пишут много разнообразной хуйни. Я вижу, что пишут хуйню. Иногда отвечаю - чаще прохожу молча: на каждый роток не накинешь платок. Увы, в наше время всё происходит именно так. И глупо мне было бы обижаться на каждого, кто эту хуйню лайкнул. Далеко не все из тех, кто тоже любил - но не знал лично - в курсе, где там правда, где там ложь, потому и лайкают. Но не все так снисходительны, и обижаются, и лайкнувших стараются как-то обидеть. Я не хочу. Если могу - поделюсь своими знаниями о том, как было на самом деле. Если не могу - промолчу и упрекать никого не стану. Наверное, это неправильно, и есть бескомпромиссные люди, готовые бороться до последней капли крови. Но моя жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на борьбу с чьими-то лайками.

Быков. 96.

Перечислять мои любимые быковские роли – вещь бессмысленная: проще вывесить полностью его актерскую фильмографию – за сотню ролей. Как описать его Ефима Магазаника из «Комиссара»? Как объяснить на бумаге, почему красавица Мария смотрит влюбленными глазами на этого мелкого, нелепого, плюгавого? Как на словах передать и нежность его, и терпение, и громадное умение любить, и нескончаемый, невероятный оптимизм, дающий силы жить не только ему, но и всем вокруг него? Как описать его танец счастья, или хоть бы то, как он жмурится на солнышке? Как красавица Мария полюбила Ефима? А как юная красавица Лена Санаева, девочка из столичной золотой молодежи, восходящая звезда кино, единственная дочь сановитого актера-орденоносца, полюбила тогдашнего Ролана? Такого, каков есть – с кучей нескрываемых общеизвестных проблем? Перед Быковым вообще бессильны все слова и все описания. Этого человека-ртуть надо было видеть и слышать… Сила его харизмы, его обаяния, сила его убедительности была такова, что ей невозможно было сопротивляться – она сбивала наповал. Правда, действовала не на всех. На чиновников не действовала точно. Чиновники твёрдо знали: актер должен быть статен, красив, синеглаз, в общем, актер – это Олег Стриженов. А вот это вот кто – где и посмотреть приятно не на что? Он репетировал Пушкина в спектакле Михаила Козакова. Все, кто видел, говорят – гениально. А потом «Екатерина Великая» – министр культуры Фурцева, посмотрела и сказала: «Что вы нашли в этом уроде? Других, что ли, нет актеров на Пушкина?»… И спектакль умер, не родившись… Я, конечно должна сказать о том, какой он был режиссер. Очень, очень крупный. По нынешним меркам – так и просто великий. Хоть, на мой взгляд, и не гениальный. Но любая его режиссерская работа – от феерического «Айболита-66», от волшебной «Телеграммы» и до «Чучела» – это то самое кино многослойного, глубокого смысла, какого сегодня у нас делать уже никто не умеет. Да, где-то это была еще и форма, взрывающая все каноны, но свои эксперименты с формой он довольно быстро оставил в прошлом. Он торопился ВЫСКАЗАТЬСЯ. Не себя показать – глядите, мол, как я умею – а именно высказать то, о чем были мысли, и о чем болела душа. И потому со временем он как режиссер стал всё более строг и лаконичен… И чем проще и понятнее, чем глубже он становился, тем оказывался и беззащитнее. С «Чучелом» он уже получил травли, страданий и драм на полную катушку. Не так, конечно, как Аскольдов с «Комиссаром», но тоже достаточно. Почти под завязку… Если бы рядом не было опоры, жены, актрисы, друга и товарища – Елены Санаевой, он бы, наверное, не выжил тогда. Очень был нежный – несмотря ни на что. А потом, когда огромная страна вдруг буквально «взорвалась» словами «Прости нас, чучело!», Быков однажды одному из близких людей в частном разговоре вдруг сказал горькую фразу: «А, знаешь, что я понял? Вот сейчас, в этих воплях восторга, которые мне, конечно, приятны, я расслышал вот что: никто не считает себя Кнопкой, или Сомовым. Ни-кто. Все более или менее думают, что они – Бессольцева. Представляешь? Никто про себя так ничего и не понял…» Мне кажется, именно в момент этого горького осознания родился его афоризм из «Дневников»: «Суть мещанина — в замене высокого низким: осторожности — трусостью, бережливости — жадностью, прямоты — хамством, дружбы — круговой порукой, любви — прелюбодеянием. В этом суть опошления жизни». И я не знаю теперь, как на этом поставить точку… Потому что больше он не снял ни одного игрового фильма. Даже тогда, когда стал знатен, влиятелен и могуч. Потому что умер в 68 лет, в возрасте, который иные режиссеры считают своим творческим расцветом… Потому что эта великая личность, этот гениальный художник, заслуживал совсем другой судьбы. Но даже та, какая у него случилась – это не чудо. Это история личного преодоления и личных затрат. Просто, он родился победителем, да и всё. Откуда он, такой, взялся в природе – Бог весть... Но вот взялся же, и был, и остался с нами навсегда.

Хотя уже мало кто сегодня помнит, что в режиссеры он назначил себя сам: взял и из ничего создал знаменитый на всю страну студенческий театр МГУ. И в эпоху, когда надо было утверждать у начальства каждый чих и на всё-про всё иметь бумажку, он как-то сумел убедить всех – начиная от ректора и заканчивая министерством, что так и было, что театр этот был всегда... Он всегда был очень убедителен. Я очень люблю его фильмы. Все до единого, и даже всеми оплеванную комедию «Семь нянек». Но для меня он навсегда остался гениальным актером. Таланта нечеловеческого, умопомрачительного, совершенно феерического. Ему, с его ростом и внешностью, просто на роду было написано: «вечный актер эпизода», в лучшем случае – второго плана. Только с таким уникальным даром, как у него, можно было сломать это клеймо. И он с этим клеймом расправился играючи. Сниматься с ним было сущим наказанием для всех партнеров – какими бы народными любимцами и суперзвездами они ни были. Он «убирал» всех. Если он был с кем-то в одном кадре, то, считай, рядом никого и не было. Его эпизодические персонажи – вроде скомороха из «Рублева», или прохожего из «Я шагаю по Москве», или сумасшедшего из «Воскресения» врезались в память намертво, навсегда, вровень с главными героями. Да хоть бы вспомнить и безымянного парня из фильма «Непридуманная история» с одной-единственной репликой – неизменно вызывающей гомерический хохот: «А если бы он вёз патроны?!». Честно говоря, его одного из всего фильма и помню… Что он творил со зрителем любого фильма – это уму непостижимо. Он играл на зрителе, как на скрипочке, заставляя и плакать, и смеяться, и думать, и негодовать, и восхищаться, и злиться, и радоваться, и любить, и ненавидеть... Это был какой-то немыслимый, нескончаемый фейерверк. Ладейников из «Мёртвого сезона» не зря говорил про Савушкина-Быкова: «Кто сказал, что он драматический актер? По-моему, он из цирка!». Ну, в самом деле, он же практически параллельно снимался в двух сложнейших ролях – Савушкина в «Мёртвом сезоне» и Карякина в «Служили два товарища». Реплики Карякина давно пошли в народ – «Обое полетим», «Вот такой я человек», «Глаз у меня на врагов революции очень зоркий». «Я б сейчас картошечкой обрадовался. Её ложечкой потопчешь, маслицем покропишь… Очень вкусно». Ну да, конечно, я понимаю: реплики эти написали сценаристы Дунский и Фрид. Но я уверена, если бы не Быков и не его интонации, реплики эти так и остались бы просто сценарными репризами. Он присваивал не им написанные слова, и превращал их в нечто большее – в потрясающей точности и объема характеристики. Не говоря уж о том, что умел буквально выплеснуть с экрана заложенный в них юмор. Умел донести его до зрителя. Его Чебаков в «Женитьбе Бальзаминова» – это фильм в фильме. Уж, кажется, в этой картине Константина Воинова что ни роль – то бриллиант. Но он и тут наособицу, этот человек-оркестр. Как бегает вокруг петушиных боев, как обхаживает купчиху Анфису, как наставляет Бальзаминова – и всё это в непрерывной моторике, в непрерывном броуновом движении. И как при этом хорош собой, ловок и осанист, как нравится себе и как в себе уверен! Я знаю, что некоторые режиссеры буквально «вынуждали» его персонажей молчать (вымарывая его реплики из сценариев), уводили их по кадру на второй план, чтобы дать хоть какое-то пространство центральному герою – всё было бесполезно. Его надо было тряпочкой завесить, тогда бы его было не видно... Впрочем, он был разный. Не только вот такой. А еще и такой, как Иван Локотков из «Проверки на дорогах» у Германа. Тихий, не шумный. Не суетливый и не мельчащий. Раздумчивый. Там ведь с ним рядом – грандиозные актеры. Один другого мощнее. Кого-то из этих героев жалеешь, с кем-то споришь, на кого-то злишься. А любишь с первого взгляда – вот этого. С его больными ногами в тазике, с его нелепой ушанкой на голове, с его усталыми глазами. Отчего, почему? Константин Лопушанский, снимая «Письма мертвого человека», рассказывал, как Быков «попадал» в исходный замысел – и режиссер, вместе со всей съемочной группой, сидели в онемении – настолько это было мощно...