Телеграм канал «Черная водолазка»

🍾

Начали продавать Новый год — первые робкие елки зазеленели перед магазинами еще 16 октября, первые гирлянды деликатно моргают в витринах… И для меня это всегда рано. В долгожданный момент запуска новогодних акций, во мне всегда ещё осень. И с ней трудно проститься. Надо же ещё отпустить лето. И хочется ехать туда, где точно она, какая положено — золотая и ясная. — В чем вы там ходите? А можно приехать в пальто? Обычном, осеннем… Приехать и сразу пойти на звук. И долго сидеть подальше от торговых моллов — у реки. Она звенит на много высоких голосов и побулькивает на нескольких низких. И тополь шумит, как перкуссия, и пучками бросает желтые листья в бегущую воду, и солнце светит с того берега… Кажется, на том берегу вообще лето. Кажется, на том берегу всегда красивее — солнце просвечивает деревья насквозь, образует в воздухе прозрачность, и не видно ни стволов, ни стеблей, листья парят в калейдоскопных орнаментах, составляют невесомые силуэты крон. И засыпаешь там, на своём берегу, пригревшись — на скамейке на солнцепеке, и лицо сгорает и потом румянится и щиплет. 20 ноября. А просыпаешься, свет уже порозовел, намекает на сумерки, и можно вступать в общение с отдельными закатными лучами. Их рядом два или три, они направлены на разное: на дырявую плетёную мебель — ее не выбрасывают потому, что дырявая она смотрится кинематографично; на лист импортного клёна с удлинёнными красными листьями; и прямо на камень, об который бьется река и разбрызгивается каждую секунду… Рядом в тени стоит дерево-айва с очень чёрной корой, она в другой крайности: сбросила все листья, но удерживает плоды. Стоит голая и нарядная, просится на холст, но я не умею рисовать. Слышишь утробное крякание уток, а сквозь один из знакомых лучей пролетает бабочка… Может, это был ее последний день и он заканчивается. А тебе ещё что-то осталось. Ночью выходишь послушать реку, в темноте у неё другой голос. У всех в темноте меняются голоса, и будто легче на что-то решиться. Сидишь, качаешься на качельках, думаешь, сфоткать что ли листья на дне бассейна, вспоминаешь Грэма Грина, как лирический герой ночью чистил бассейн, из которого спустили воду… И это было что-то про одиночество. Река разговаривает ночным голосом, и разговор ладится. И сквозь первозданную темноту, которой так идёт лай собаки, с неба вдруг начинают проступать звезды. Они проявляются и на глазах становятся все больше и ярче, как от фильтра. И вспоминаешь про город, и как трудно жить под небом, на котором нет звёзд. Просто не хочется, чтоб оно в принципе пустовало. И уже знаешь, что осеннее счастье всегда сильней новогоднего, и сколько не провожай, отпустить эту осень невозможно. Она останется тут у реки. Но надо попытаться встретить Новый год. Город заставит. Полина Санаева Канал «Утро Полины», медитативные тексты и фотографии 📿🎂

Осень шепчет: — Свари спагетти, потуши томаты с чесночком, натри сыра и ешшшш. Еще тарелочку. Это же твёрдые сорта, альденте как душа твоего бывшего, разве с них поправишься? Ну еще ложечку, девочка. Плохо кушаешь совсем. С хлебушком мягоньким семечками посыпанным. Ешшшш! Вино бормочет: — Выпей бокал. Красное вино заменяет кардио. Учёные рази врать будут? Давай плов доедим вчерашний? Пироженка не отстаёт: — Открой рот. Это же сахар, полезно для мозга. У тебя такая богатая сексуальная жизнь, два оргазма и минус 800 калорий. Ешшшшшш! На следующий день ты решительная и ставшая еще красивее на полтора кило, вбегаешь в магазин и кричишь: — Я за батутом! Тьфу ты, не то... За кефиром! Кефир бросается к тебе с криками: — Мама, мама пришла! Гречка с полки вопит: — А я? Без меня диета не диета. Мы замочим меня и будем играть в сыроедов. Тут с самой верхней полки пикирует картофельное пюре, багет делает подножку кефиру и падает в ваши объятия первым. Все продукты в магазине сходят с ума и начинают сыпаться в вашу корзинку. Места хватает всем, кроме кефира. Он рыдает и тянет к вам ручки. И так по кругу. Переедание, диета. Переедание, диета. Диета, диета, срыв. Похудела на пять! Поправилась на семь! А новый год-то скоро. *тайком хрустит чем-то вкусным и это не морковка* Зоя Арефьева

Джереми Аллен Уайт и его цветочное хобби радует глаз 🌸 именно в сочетании с мускулами💪 #утренниймужик

Одна моя знакомая мама уже через 9 дней после родов вместо того, чтобы спокойно качать ребенка, напряженно качала пресс. Через месяц она убивалась по поводу того, что вес не уходит. А через два сказала, что у нее так и не наладилось кормление. Еще через полгода она похудела. Но кормление так и не наладила. Вторая села на жесткую диету, едва малышу исполнилось полгода. Морила себя голодом, тратила кучу сил и времени на подсчет калорий, грызла сельдерей и всех вокруг. Но больше всего меня поразило обсуждение, подсмотренное в социальных сетях. Беременные женщины участвовали в модном показе. И обсуждая фото с этого показа, каждая считала своим долгом сокрушаться о том, что у нее огромный живот! Они были беременны! И им было стыдно за свои животы! Все хотят скорее «прийти в форму». Внешний вид — болезнь общества Но я ведь в форме. Мы с ребенком круто проводим время. Много гуляем, весело живем. Он растет — развитый и счастливый. И я все делаю для этого. А это очень серьезная работа. А еще я много читаю. Учу иностранный. Я, наконец, сменила профессию на профессию мечты. Всё это — за время декрета. Мой мозг — в отличной форме. Моя материнская часть — в более чем прекрасной форме. Но что я слышу, спустя три года после родов? «Ой, а ты так и не восстановилась.» Или от более наглых: «Ты себя запустила. Займись собой.» А я ведь все эти три года занималась собой. Только не внешней картинкой, а внутренним содержанием. Люди зациклились на внешнем виде. Кейт Миддлтон родила, вышла из роддома, и … весь мир кинулся обсуждать ее цветущий внешний вид. Мне этот шум вокруг внешности мамы казался странным. Новостей больше в мире нет, кроме одной: как выглядела мама у двери роддома? А потом женщины устроили флешмоб. Честно предъявляли всему миру свои не самые цветущие лица сразу после родов. Для меня этот флешмоб был как громкий крик. Крик оправдания. Мол — нет, мы не можем соответствовать этой картинке! Хватит, люди! Так может, и правда, хватит! Может быть, пора перестать давить? Пора дать возможность маме насладиться рождением ребенка, общением с ним. Дать ей возможность привыкнуть к своему материнству, прийти в себя. Почувствовать себя в этой новой роли, принять себя в ней. И пора бы смириться с тем, что после родов женщина — уже другая. Она выходит из роддома другим человеком. И слова «восстановилась», «вернулась в форму» — вообще не подходят к состоянию родившей женщины. Она не может вернуться. Она может влезть в свои узкие джинсы студенческих времен, но никогда не вернется к себе той. Потому что у нее есть ребенок. Потому что она — мама.

«ВЫ СЕРЬЁЗНО? Я РОДИЛА ВЧЕРА!» «Ну что, живот ушёл или остался?» Это был первый вопрос, который задала моя лучшая подруга, когда я позвонила ей из роддома. Я быстро свернула разговор. И долго потом ещё ей не звонила. Как ей было объяснить? Я рожала ребёнка. Я чувствовала, что происходит что-то явно мистическое. «Чудо рождения» — пусть будет так. Еще час назад я была просто женщиной, а вдруг стала «порталом», через который в этот мир приходит новый человек. Сказать, что это шок — ничего не сказать. В эти часы у тебя переворачивается с ног на голову все представление о жизни, о мире и о себе. Я родила ребенка. Меня рвет на части от гормонов, счастья, боли, тревоги, радости. Меня рвет от новых осознаний, от новых открытий, от новой меня. А потом я звоню подруге, а она задает самый нелепый и совершенно неуместный вопрос: «Ну что, живот ушел или остался?» Но это был первый звоночек. В прямом смысле. Потом ко мне пришли родственники. И сказали: «А почему ты в больничном халате ходишь? У тебя в нем попа такая большая». Я посмотрела на халат, по-настоящему впервые его заметив, недоумевала: «Халат? Попа? Вы серьезно? Я родила вчера!» Дальше — больше. Мы дома. И тут разом на меня наваливается осознание, что от меня всецело и полностью зависит целая жизнь. Жизнь человека. И вот я: не отошедшая от шока «рождения», получившая другой шок в виде полной власти над человеческой жизнью и почти обезумевшая от невероятной любви, которую не испытывала никогда. И я хочу одного — держать на руках ребенка, прижимать, целовать, обнимать, чтобы напитать его жизнью, напитать любовью. Ну, иногда хочу спать. Или в душ. Пожалуй, все. А ко мне в гости приходят друзья и говорят: «Сколько килограмм сошло? Может, в спортзал пора?» Вы серьезно? Нет, вообще, СЕРЬЕЗНО? Вы и вправду думаете, что после всего того, что я пережила в последние пару недель, когда весь мир перевернулся с ног на голову, вернулся назад, и опять перевернулся, когда он вдруг изменился целиком и полностью, меня беспокоят мои килограммы? Вы серьезно так думаете? Самое ужасное, что вы — серьёзно. С чего вы взяли, что вам можно обсуждать мой внешний вид? Вы мне рассказываете о техниках быстрого похудения. Вы пишете статьи с советами «как быстро прийти в форму». Вы говорите, что это возможно, только не надо лениться, не расслабляться и себя не запускать. И говорите, что начинать надо как можно быстрее. И вы серьезно. А мы с малышом наладили кормление, у нас устанавливается режим сна. Я ношу его на руках, пою ему песни, скоро он улыбнется мне. Мы счастливы вместе. Я чувствую его, он — чувствует меня — меня новую. Я стала другой. И никогда не стану прежней. Более того, я не хочу быть прежней. Но вы продолжаете говорить, что я должна «вернуться в форму», «восстановиться». Более того, напрочь забываете, что я — достойна уважения. «Ой, молодец, ты почти не поправилась!» — это первое, что я слышу от знакомых при встрече. Они искренне думают, что мне приятно это слышать. Почему же такими словами не встречают коллег из отпуска? Или при встрече с друзьями после долгой разлуки не обмениваются любезностями: «Ой, молодец, ты худеешь! Правильно! Так и надо!» «А у тебя чуть-чуть животик есть, но ничего — лето придет, уберешь!» Абсурд, да? Но почему все вокруг думают, что эти слова приятны мне — маме? С чего все вдруг взяли, что им можно обсуждать мой внешний вид? При мне же обсуждать! Знаете, мое тело никогда — вообще никогда — не имело такого значения для окружающих, как в послеродовый период. В 20 я была пышкой, в 25 — худышкой. Но никому и в голову не приходило рассказывать мне про новую диету, если я об этом не спрашивала. Однако стоило мне родить, все изменилось. «Худей», — я слышу от каждого, кто открывает рот в моем присутствии. И, в конце концов, начинаю напрягаться. Я вдруг вижу складки на своем животе. Я вижу «там жирок, тут жирок». И начинаю верить, что со мной и правда что-то не так. Я выхожу на детскую площадку. И что я слышу? «Худеть, диета, малыш, ночью ем, малыш не спит, как не есть, худеть.»

Галина УЛАНОВА и Майя ПЛИСЕЦКАЯ в классе Асафа Мессерера Москва, Большой театр, 1954 г. Сегодня Майе Плисецкой 100 лет #мотивационное