Телеграм канал «Капитан Фалькас: заметки китайского преподавателя»

6-летний сын моего друга и одноклассника выступает на видеоплатформе китайского телевидения CCTV

«Рождественский был уникален в нашей филологической культуре, он был учеником двух ведущих филологов. Это Виктор Владимирович Виноградов — великий славист, и академик Николай Иосифович Конрад — крупнейший востоковед. Сам Юрий Владимирович был по образованию китаист. Он преподавал в инязе языкознание в то время, когда процветала структурная лингвистика. Мы занимались математической лингвистикой и были призваны к разработке алгоритмов для машинного перевода. Я упоминал уже великого математика академика Андрея Николаевича Колмогорова, который увлекся еще и исследованием стиховой речи, ввел понятие энтропии для стихотворного текста, подошел к стихам с точки зрения теории вероятностей. Я должен был по его заданию «вычислить» энтропию текста в «Облаке в штанах» Маяковского, но так и не выполнил эту курсовую работу. А Рождественский говорил, что математика появилась как наука, которая обслуживает естественные явления, что это аппарат естественных наук. А для гуманитарных наук нужна другая математика, ибо предмет этих наук имеет место быть везде и нигде. И он применил для представления гуманитарных сущностей, для описания языковых явлений — матричное исчисление, матрицу «разведения понятий». Но это сложно объяснить, не рисуя схем, для этого надо изучать его книги, начиная с «Типологии слова» (1960). Верлибром так или иначе я его заинтересовал. В семидесятые годы, в Московском университете, где он заведовал кафедрой Общего и сравнительного языкознания, он создал группу из студентов и аспирантов, и они под его руководством и при моем посильном участии «учились» писать верлибры. Для этого мы читали Псалтирь, и он еще что-то читал нам из древних китайских философских сочинений. И он нам толковал, что существует поэзия и проза, а средостение между ними — верлибр, который не стих и не проза и в то же время и стих и проза. Такая вот буддийская логика. Эта мысль была им впервые высказана в предисловии к работе китаиста В. С. Спирина «Построение древнекитайских текстов». Для понимания этих философских текстов был применен структурный аппарат, который помогал найти в китайской сакральной литературе логику. Традиционно считалось, что есть логика Аристотеля, это европейское наследие, а в китайской культуре нет подобного аппарата. Тем не менее подобный аппарат был как раз найден в работах Спирина. Юрий Владимирович в своем предисловии и высказал эту мысль, что существуют тексты, которые организованы так: в одних текстах звук ведет смысл, в других текстах смысл ведет речь (звук) и существуют промежуточные тексты, где может быть как бы равновесие между порождением смысла и звука. Итак, существует три типа текста. И сакральные тексты в любых культурах могут быть отнесены к третьему типу, то есть не к стихам и не к прозе, и в то же время иметь черты и того и другого, и не столь важно, записывались ли они изначально как стихи, с разбиением на строки, или как проза, с разбиением на периоды. Я уже об этом говорил, они вырабатывают корпус понятий определенного философского или мифологического представления о мире и системы поведения в так или иначе понятом мире — системы этики. Они требуют слова как такового, слово становится именем. А как создавались имена — об этом теория внутренней формы А. А. Потебни: «Внутренняя форма слова есть отношение содержания мысли к сознанию; она показывает, как представляется человеку его собственная мысль». То есть мысль не свободна от слова, а слово не свободно от языка. И существуют определенные отношения слова письменного и слова произнесенного. Существует своя «песенность» и у верлибра. Жаль, не сохранилась запись, как китайцы поют мой верлибр по-русски и в китайском переводе в сопровождении инструментального ансамбля на фестивале поэзии в городе Гуаньчжоу».

Китаисты верлибра Пролистывая книгу верлибриста Вячеслава Куприянова, обнаружил, что он — ученик лингвиста и китаиста Ю.В.Рождественского, у которого я и сам учился. Второе совпадение — в конце рассказа о Рождественском упоминается наш Гуанчжоу, правда, как Гуаньчжоу, но это не столь важно. Как сказал мой товарищ, оказывается, советский верлибр выдумали китаисты! Вот этот отрывок, в котором достаточно точно описан подход Юрию Владимировича к языкознанию:

Колокольный звон, пинг-понг А потом эту песню исполнили и православные рэперы, правда, зачем-то добавив в нее странные слова: православный Джеки Чан бесов победил кунг-фу православный Саммо Хунг бесов победил кунг-фу даже Мао Цзэдун перед смертью крестился пинг пинг понг понг бом бом бом бом И т.д.

Федерация России и Китая К слову, о презентации. Сам я написал для нее песню о единении России и Китая, начиналась она с таких слов: Я ненавижу Америку, не люблю Европу Скоро наши полчища промчатся по ней галопом Я выступаю за федерацию России и Китая Это то, что я знаю, то, что я понимаю Но мои кураторы из РПЦ сказали, что негоже петь о ненависти и смягчили первые слова. Теперь они звучали так: Я не смотрю на Америку, не влюблён в Европу На наших просторах мы мчимся галопом ... Я на начальство роптать не смел и правку принял, но как противник цензуры сам петь такой текст отказался. Зато его зачитал молодежный хор моих детей

Водка на завтрак В очередной раз убедился, что китайцы самые близкие люди русским. Вернувшись в Китай, заехал на остров, на радостях выпивал и гулял почти до утра. Часа в 3 ночи решил угомониться, взял булку с шоколадом, латте, эскимо и сел за уличный столик закрытого ресторана. Подходит охранник, говорит, сидеть можно, только мусор за собой убери, а то мы уже закончили уборку. Я: «Разумеется, всегда так делаю». За соседним столиком — интеллигентного вида женщина средних лет в очках, он и ей то же самое. Она чем-то перекусывает из пакетиков, в одном разглядел жареные креветки. Охранник удаляется, она подходит ко мне и просит открыть пузырек. Смотрю — водка. Откупорить у меня не получается, отсылаю ее к охраннику. Возвращается с победным видом. «Ты, — спрашивает, — тоже только проснулся?» «Нет, — говорю, — спать собираюсь». — «А я вот сейчас проснулась, погулять вышла и водки выпить». Оно и правильно, начинать день с водки и жареных креветок! «Я тоже выпивал, только не водку, а настойку», — говорю. Показываю ей свой пузырек от цзинцзю. «А, так ты тоже пьешь! Ну давай по малой». Наливает. «Ты турист?» — «Уже нет. Я тут живу». — «А я сама из Чанша. Тоже когда-то приехала как туристка. Потом купила квартиру. Люблю гулять одна и пить». Чокнулись. Разговорились. Пили за здешние море, фрукты, морепродукты, воздух, душевность, свободу, не помню, за что еще. Уже на рассвете я попрощался — «ну, до следующего раза» — снял электробайк, перевалил через гору, полную радостно-утренних птиц, притормозил на хребте, где душистые запахи цветов глушат соленый вкус моря, отпустил ручку газа, вровень с ветром скатился вниз, промчался по темной аллее и — вот он — мой дом.

Без Христа как без хребта Вернулся в Китай, взялся опять за не самое, как оказалось, похвальное занятие: учить китайцев русскому языку. Ибо, как я рассказывал в интервью, на родине не раз сталкивался с удивительной для меня реакцией. То сотрудница Центрального исторического архива Москвы спрашивает: «Чем в Китае занимаетесь?» Я: «Преподаю китайцам русский язык». А она: «Вот ещё, нечего их учить!» Я: «Почему?» — «Понаедут к нам, весь Дальний Восток заселят!» Я, конечно, мог её подколоть: «Вы за то, чтобы китайцы только английский язык учили? За Америку, что ли, выступаете? Где же ваш патриотизм?», но не люблю вступать в перепалки, поэтому тогда промолчал. Но точно те же слова, что и от сотрудницы архива, я слышал от пограничника при въезде в Россию. Так что вот. Ну а теперь разгреб дела, влился, как говорится, в русло, и можно вспомнить последние, предотъездные, дни в Москве. Презентация книги прошла, на мой взгляд, удачно. Порадовало выступление православных рэперов Щеглова и Шишканова. Они, в частности, исполнили мою любимую песню «Без Христа как без хребта». При этом пели они первый раз в жизни, до этого только рэп читали, так что, можно сказать, постарались на славу!